Алексей Лосев - Из разговоров на Беломорстрое

После речи Коршунова все сразу заговорили:

- Возражаю! Возражаю! Техника - только для человека. Техника для человека, а не человек для техники!

- Техника вовсе не есть необходимость. Сами же вы говорите, что целые тысячелетия не было никакой техники.

- А что же человек-то? Значит, пешка? Человек значит пешка? Так, по-вашему?

- Ведь это какая-то судьба, фатум, рок. Мойра какая-то. Так никогда не бывает! Так не бывает!

- Да возьмите наш Беломорстрой. Ведь это же идея Сталина. Не будь продуманной идеи у Сталина, не было бы и Беломорстроя. Какая же это судьба?

- Нет, нет, дело вовсе не в Сталине. Сталин выдвинут эпохой. Беломорстрой - закономерный результат нашей эпохи.

- Нельзя проповедовать фатализм, сидя на трассе и регулируя водоспуски. Что это будут за водоспуски, если все время уповать на фатум?...

- Хе-хе! Эдак наши шлюзы понесет в Белое море, а мы будем только моргать глазами.

- Не фатализм, не фатализм. Это - нигилизм. Вот что! Это - нигилизм!

Коршунов улучил мгновение, когда стало тише, и громко сказал

- Товарищи! Слово! Одно слово!

Стало тише, и он продолжал:

- Я вовсе ни на что не уповаю. И я вовсе никакого идеала не рисую вам ни в прошлом, ни в будущем.

- Но вот это-то и плохо, - сказала вдруг инженерша Елена Михайловна. Это-то и плохо. Вы отнимаете у человека его естественные стремления и обессмысливаете то, что, может быть, для него самое дорогое и самое ценное.

- Дело же в этом, - заговорил Абрамов, славившийся у нас как прекрасный расчетчик шлюзов и как наиболее ортодоксальный марксист. - Дело в том, что для этой необходимости вы не дали никакого объяснения. Я согласен, что техника, это - необходимость. Но откуда же взялась такая необходимость? Это надо объяснить. Потому и получается такой фатализм. Надо объяснить.

- Экономически? - спросил Коршунов, как будто бы желая уколоть Абрамова.

- Не экономически, но социологически, - невозмутимо продолжал тот.

- А естественно-научно вы не хотите объяснять?

- Это механизм.

- А позвольте вас спросить, - начал наступать Коршунов. - Что для вас первоначальнее, природа или история?

- Природа.

- Значит, история определяется природой?

- Нет, я же вам сказал, что это - механизм.

- Но тогда, значит, не природа определяет историю, а, наоборот, история природу?

- История определяет взгляды на природу.

- Вы отклоняетесь. Я вас спрашиваю не о взглядах на природу, но о самой природе. Что, природа - существует сама по себе и ни от чего не зависит и, наоборот, все собою определяет, включая и историю, или же - над ней еще что-то есть, что определяет ее саму. И не есть ли это история?

- Но тогда получится, - защищался Абрамов, - что законы природы объективно меняются в зависимости от того, какой класс стоит у власти?

- Совершенно правильно, - с деланным восторгом крикнул Коршунов. Совершенно правильно! Вот это и было бы настоящим марксизмом.

- Но ведь это же нелепость. Вы хотите, чтобы марксизм был нелепостью?

Тут раздались голоса протеста

- Перестаньте, не надо! Ближе к делу! При чем тут марксизм? Товарищи, вы забыли о технике! Нельзя ли обойтись без политики и экономики? О технике! Говорите о технике!

Коршунову удалось опять заговорить громче других, и он привлек внимание большинства, хотя кое-кто все еще продолжал спорить между собою:

- Товарищи! Когда я начинаю объяснять историю природой, меня упрекают в механизме. Когда я начинаю объяснять природу историей, меня упрекают в нелепости.

- Довольно, довольно! - раздались опять голоса. - Говорите о технике! Вы будете говорить о технике?

- Вот я и утверждаю о технике, - громко, но доброжелательно продолжал Коршунов, - что она есть необходимость; и если меня спрашивают, какая это необходимость, то я и отвечаю: природная необходимость, физическая необходимость. Тут дело не в истории, не в человеке, не в потребностях, не в улучшении жизни, а дело в физических законах. Для меня тут нет никакой философской проблемы, -так же, как и у астронома при вычислении орбиты луны. Это так есть, - вот и вся философия.

- Левобуржуазный материализм, - вставил Абрамов, - осужденный всеми, и Марксом, и Энгельсом, и Лениным!

- Я не понимаю, - сказал Коршунов, - чего вы от меня хотите.

- Я хочу, - может быть, и не столько от вас, сколько от себя, - чисто социологического объяснения

- Но тогда и объясняйте сами, а факт-то должны признать.

- А факта необходимости я и не отрицал.

Елена Михайловна опять не удержалась.

- А я отрицаю самый факт. Никто меня не убедит, что человек не свободен. Ведь, это же идти против самой элементарной очевидности. Ну, посудите сами: как это возможно, чтобы человек не раздумывал, не выбирал, не решался на то или на это, не был ответственен за свой выбор и т. д.? Ведь это же, товарищи, нелепость.