Алексей Лосев - Из разговоров на Беломорстрое

- А к тому я веду, что каждая эпоха, не будучи в силах воплотить в себе все, однако, воплощает в себе что-то общее, общечеловеческое. Она всегда отвечает каким-то живым потребностям и способна заполнить всего человека.

- Заполнить всего человека? - с недоумением спросил я.

- Разумеется, да. Какая бы ущербная, какая бы узкая и односторонняя идея ни лежала в основе данной культуры, - раз эта идея выдвинута историей как очередная, она всегда способна заполнить всего человека, со всей его наукой, моралью, философией, искусством, даже мистикой. Поэтому, когда вы говорите об идеализме и романтизме большевиков, это ровно ничего не говорит о широте и правильности их идеи. Можно влюбиться в машину и обожествить ее, - получится и свой идеализм, и свой романтизм, и своя мистика. Можно обожествить соху и борону, - получится тоже полнота жизни. Можно идолопоклонствовать перед Беломорским Каналом, и он окажется предметом и философии, даже искусства, даже, если хотите, мистики и религии.

- Так, значит, по-вашему, - сказал я, - во всякой эпохе есть общее, или общечеловеческое; оно, по-видимому, есть то, что вами приемлется. И во всякой эпохе есть нечто узкое, частичное, вот это самое "отчасти", оно, насколько я вас понимаю, вами не приемлется.

- Совершенно правильно.

- Но ведь вы же сказали, что решительно каждая эпоха есть только частичная эпоха. Значит, вы не приемлете всей истории?

- Я не приемлю частичного в истории.

- Но ведь в истории все частично.

- И все обще.

- Но ведь надо или принять или отвергнуть?

Харитонов помолчал. Тут опять заговорил Елисеев.

- Почему же это или признать или отвергнуть? Можно и то и другое...

В комнате заулыбались.

- Я вас спрашиваю, - заговорил я. - Вы ведь приемлете социализм как общее?

- Несомненно, - ответил Харитонов. - Наравне со всем прочим.

- И работаете на него?

- Как и на все другое.

- Хорошо. А социализм как частное - вы приемлете или нет?

- Я на него работаю.

- Нет, вы скажите, принимаете ли вы его как историческую частность?

Харитонов улыбнулся, как взрослый при виде наивного озорства ребенка.

- Вы же знаете, что философ - всегда шире... Философа нельзя всунуть в какую-то одну эпоху. Мысль нельзя сузить... - говорил Харитонов, впрочем, без всякого заискивания.

- Итак, социализм есть узость, которая для вас неприемлема? настаивал я.

- Но социализм не только узость...

- А поскольку он - узость?

- А поскольку он - узость, он есть очередная эпоха, т. е. историческая необходимость.

- Но тогда в этом есть нечто общее, и вы его принимаете?

- Несомненно, в необходимости есть нечто общее и в этом я его принимаю...

Все расхохотались.

- Запутались вы все, вот что! - снисходительно, хотя и сквозь смех, сказала Елена Михайловна. - Вот вам, товарищи, пример никчемности всякой философии. Два просвещенных, образованных человека запутались в трех соснах из-за одного только пустого словопрения и схоластики. Я себя чувствую прямо как в кабаре. Ведь это же смешно, товарищи! Николай Владимирович, посмотрите на народ, - все же смеются!

- А вот в наказание за такие слова, - шутя сказал я, - извольте-ка сами рассказать нам о технике. Хорошо это вам скептические замечания отпускать, а вот не желаете ли сами высказать что-нибудь такое простое-простое, чтобы сразу все вас поняли и с вами согласились. Ну-ка!

- Ну, что же тут такого особенного! - бойко сказала Елена Михайловна Я не люблю длинных речей, но самое простое, самое очевидное, чтобы вас всех отрезвить, я готова сказать...

- Ну-ка, ну-ка! - ответил я.

- Я скажу кратко, - говорила инженерша. - Самое главное, это - чувство меры. Никто, никто из говоривших не проявил разумного чувства меры, и отсюда - вся наша беседа. Возьмем хоть первого оратора, Коршунова. Ну, дело ли чтобы был такой непроглядный фатализм. Ну, правда, общество сильнее отдельного человека, технический прогресс вовлекает в себя отдельных индивидуумов. Но нельзя же в XX веке проповедовать судьбу языческих философов, которая была несколько тысяч лет назад. Возьмите Сергея Петровича. Он изобразил нам такой тупик, что не только от техники, но и прямо от жизни ничего не останется. Ни тебе знания, ни тебе свободы, ни тебе выбора, ни тебе ответственности. Да ведь это же сумасшедший дом получается, а не жизнь! Еще один оратор, наоборот взвалил на человека такую ответственность, что, оказывается, последний даже и не знает, за что ему надо отвечать, а отвечает. Теперь вот последние два оратора. У обоих один, общий недостаток: отсутствие чувства меры. Оба ударились в мистику, в романтизм, прямо я бы сказала в мифологию. Что Константин Дмитриевич пустил настоящую мифологию, это уже отмечалось. Но и Николай Владимирович сделал из советской власти сплошной романтизм. Ну, конечно, я согласна: большевик - неподкупен, большевик хочет овладеть техникой и в смысле культуры, учебы, и в смысле подчинения ее человеку, и т. д., и т. д. Но к чему же тут вся эта риторика о идеализме СССР, о духовной жизни советского гражданина и т. д. Ведь это же все риторика, эстетика, а главное полное необладание чувством меры. Надо, товарищи, меру знать. Меру знать надо, товарищи!