Женщина — не строитель, не творец, но кубик из конструктора. Именно поэтому понятие женской дружбы несёт противоречие в самом себе: ну как могут дружить, скажем, два одинаковых элемента в конструкторе? А два разных? Они — жертва обстоятельств, произвола внешнего строителя, который временно поставил их рядом. Женская дружба реализуется чаще всего именно по этому принципу.
«Нетрудно заметить, что движение к разрушению есть и у мужчин, и у женщин. Только у мужчин это как бы промежуточный этап в их деятельности: разрушение нужно для того, чтобы созидать дальше. В развитии, идущем путём законов той же самой диалектики (отрицание отрицания, или, что то же самое — евангельский пример зерна), разрушается старое, и на его развалинах выстраивается новое. Разрушение в этим мире происходит очевидно, оно как бы лежит на поверхности. Но в конечном счёте мужское разрушение созидательно.
А у женщин разрушение — это как бы закономерный итог всей их деятельности. Или, иными словами, тотальное строительство одноэтажных домиков неизбежно приведёт к разрушению всей цивилизации в целом (вспомним, что в благополучной Швеции почему-то самый высокий уровень самоубийств). Однако этот тип разрушения — окончательного и бесповоротного — на поверхности как раз и не лежит. То разрушение, которое привносят в наш мир женщины, не является очевидным. Женская деятельность лишь на первый взгляд кажется спокойной, безрисковой и для всех безопасной. Но на самом деле она разрушительна: на основе женских ценностей мир не может существовать, он неизбежно распадётся. И когда авторши жалуются на разрушительную деятельность мужиков, то на самом деле они чуют, что разрушительна в конечном итоге их , женская, работа по построению одноэтажных домиков. Женщины обвиняют мужчин в том, что более всего наличествует в них самих.
Каждая девочка оставляет после игры свою постройку потому, что она боится за свой кусочек личного счастья, за свой собственный одноэтажный комфорт. Так как она знает, что другого она построить не может. Женская деятельность вовсе не является созидательной, она, скорее, не неразрушительна».
Система мужских ценностей — мужских, говорю я, а не тех, что господствуют в западном потребильском обществе — это то, на основании чего объединяется, должен объединяться наш мир. Мир наших мужских ценностей не должен погибнуть, погребённый под бабским любостяжанием. Мы должны его сохранить. Мы не должны допустить нового грехопадения людей.
Ребята, что-то я заболтался с вами, теперь походу немного поработаю и по основной специальности, ладно?
Самое строительство — это тоже идея, это тоже некий «идеал деятельности», который не равен обыденному существованию: хождению на охоту, приготовлению пищи… Идеи чего-либо нового (самые разные), стремление воплощать их, да и творческие способности вообще — существуют благодаря тому, что в голове у мальчика есть идея разрушения . То есть некоторое внутреннее представление о небытии, о смерти вообще. Обратите внимание, что пишут американские тётки: идеи мальчиков чаще всего кончались плохо, то есть смертью главного действующего лица (пусть и героической). Идея смерти, равно как и связанная с ней идея разрушения предзаложена в голове у мальчиков. У девочек нет опыта смерти, и потому в их историях смерти нет. У мальчиков, замечу, тоже нет такого опыта, а вот смерть в их историях есть. Это ещё раз доказывает, что все мальчики — идеалисты. Они изобрели и самую смерть — построили её как идею, как своего рода «башню». То есть абстрактное мышление мальчика таково, что он выстраивает идею смерти как нечто реально существующее. По крайней мере, идея смерти для мальчиков точно существует. Но существует ли смерть? Существует ли небытие?
И вот именно в этом «разрыве» между строительством и разрушением, и осуществляется внутренняя наша способность порождать виртуальное, и существует наш мужской внутренний мир, все наши идеи и идеалы. Мужское творчество возникает в этом самом «зазоре» бытия и небытия. Или, выражаясь иначе, своими творческими способностями мы обязаны страху смерти . В нашей мужской голове существует идея небытия — именно как идея, и именно в голове, поскольку пока мы есть, небытия ещё нет, а когда небытие есть, то нас уже нет (Сократ). И наше творчество, идеальный мир, который существует в голове у мальчиков, а равно и стремление к его воплощению — ни что иное, как «виртуальное» преодоление нашей смертности.
Читать дальше