Игорь Лебедев - 99 признаков женщин, с которыми знакомиться не следует

Такое под силу было лишь Богочеловеку.

Чтобы противопоставить себя всем, чтобы взглянуть на общепринятое свежим, отстранённым, новым взглядом, вовсе не обязательно быть умнее других. Для этого достаточно иметь обычный здравый смысл, наглость, и много-премного цинизма. Ну и желание разобраться в проблеме, разумеется — не боясь всевозможной критики. И не размышляя о том, заплатят тебе за эту работу, или нет…

Иисус не случайно «назначил» тем самым «скелетом», на котором всё должно было держаться, самого жалкого и слабовольного среди апостолов. Именно Пётр предал своего Учителя и трижды отрёкся от него.

Коль скоро Пётр проявил себя полным ничтожеством, ничем не лучше остальных иудеев-палачей, то тем самым Христос показывает нам, что Церковь не должна отделять себя от иудеев — поскольку «краеугольный камень» этой Церкви оказался жалким предателем.

Христос заранее знал об этом факте, сообщая Петру на Тайной Вечере: «в эту ночь… трижды отречёшься от Меня» (Ин., 26, 35), и тем не менее трижды же назначил его «вожаком стаи», причём самым что ни на есть прямым текстом: «Паси овцы Моя» (Ин., 21, 15 — 17). Почему? Иисус «надеялся», что слабовольный Пётр будет незаметным, но необходимым «скелетом» Церкви, а преемники его унаследуют эту смиренную позицию. Не унаследовали…

Сейчас вы спросите: а причём здесь бабство? То есть как, причём? Да ведь это и есть та языческая парадигма, в которой делят на «своих» и «чужих». Это парадигма, в которой мы живём с вами и посейчас. Нам предложили принять другую, мужскую парадигму — нам с вами: мне, вам, читатель, и ученикам Христа. А мы все вместе от неё отказались…

Ветхий Завет поменялся у нас местами с Новым. Однако Новый Завет без Ветхого не имеет никакой ценности. Первый даёт способ жизни; второй — смысл. Вместо этого имеем мы нечто противоположное: способ жизни христианина определяется теперь как бы Ветхим Заветом, то есть кучей догматов, законоположений и заповедей, а целью жизни стал Завет Новый — то есть спасение любою ценой. То, что все это поставлено с ног на голову, никто не желает понять. То, что всё это связано со всеобщим (и мужским, и женским) бабством и предопределено этим последним — тоже.

Коснусь и ещё одного небольшого аспекта бабства в христианстве. Одной из определяющих эмоций христианина является умиление. Всё время слышишь: «умиленный плач», «умиленное состояние», «молился с умилением». Но что есть умиление?

Существует чувство любви, определять которое здесь не след. Это может быть всё что угодно: любовь матери к ребёнку, мужчины к женщине, патриота к своему Отечеству… Однажды, уже «под занавес» моей семейной жизни, довелось мне узреть, как тесть, неплохой, в общем-то, мужик, нянчит моего ребёнка. На лице его было умиление неприкрытое. И тут меня как громом поразило: а почему говорят: «дети до венца, а внуки до конца?» Почему любовь к детям так сильно отличается от любви к внукам? Потому что та ответственность, которая содержится в любви к детям, делает эту любовь — как бы это сказать? — более суровой, что ли… Тем самым любовь приобретает совершенно иное, более деятельное качество. Она не даёт человеку расслабиться, как бы держит его всё время настороже, заставляет напрягать мозги и волю.

Любовь же деда-бабки к внукам такой ответственности не предусматривает. Но из этого не следует вовсе, что это более «чистая любовь». Напротив, это любовь совершенно «холостая», из которой ничего не следует, не вытекает и не рождается. Это, скорее любовь к собственной любви, своего рода «любовь штрих». Эдакий «эмоциональный онанизм», когда тешишь одни только собственные чувства. Дополнительно это подтверждается ещё и тем, что совершенно посторонние бабки умиляются даже на чужого ребёнка. Стало быть, родственные чувства тут как бы и не при чём. В общем, в конце-концов, ваш автор пришёл к выводу, что умиление — крайне дрянное, типично бабское чувство, которое полностью погружает человека в собственные переживания, делая его каким-то расслабленным, бессознательным и безвольным. Ему хочется лишь повторять и повторять опыт этого умиления, и ничего более. К чему ведёт такой опыт? Лишь к развитию эмоциональной слезливости.

Занятно, что в храмах лишь приветствуется всё, связанное с умилением. И даже почитается достоинством. Взгляните на физиономии прихожан — особенно после причастия. Сосредоточенные воины Христовы, готовые идти на крест, что ни говори… А может это всё-таки просто слезливые бабы?