Игорь Лебедев - 99 признаков женщин, с которыми знакомиться не следует

Иисус заранее знал, что Его распнут — и тем не менее, до конца пребывал среди будущих палачей. Подобным образом и наследники Его дела должны были простить этих палачей и чувствовать себя с ними как одно целое. «Что позволено Юпитеру — того нельзя быку». Христос самим бытием простил Своих палачей; ученики Его должны были простить их не ихним бытием (поскольку оно не очень-то и божественно), но сознательным действием. Именно в этом не должны были они уподобляться Христу. А вот этого-то они и не смогли. Ученики расценили распятие Христа как то, что Сына Божия Самого «поставили в угол». Сам факт распятия оказался водоразделом между «правильными» и «неправильными», «своими» и «чужими». Да так и остался навсегда. Вот она, где собака-то зарыта!

Ученики Христа, увидев Его мучающимся, распятым, купились на это, как школьники. Ну как после этого не возненавидишь ортодоксальных иудеев? И всё, Гитлер капут — те, кто распинали и кто занял сторону палачей, оказались «плохими», все остальные (в первую очередь, сами ученики) — «хорошими». И пошла писать губерния…

Обратим внимание на полную аналогию: Адам уподобляется Богу, и позволяет себе роскошь расслабиться, забыть о земном. В результате этого происходит грехопадение — сначала Евы, потом и самого Адама.

Первые ученики Христа позволяют себе роскошь уподобиться Ему и начать точно так же противопоставлять себя «злым иудеям». Это и было запретным плодом, который сожрали нерадивые ученики. Не принявшие Христа иудеи были первым «пробным камнем», которым испытывали их веру: крепка ли она? Насколько она глубока? Сумеют ли лучшие ученики Христа преодолеть это великое искушение и простить палачей их Учителя? Смогут ли преодолеть соблазн противопоставить себя всем остальным? Не сумели…

Если бы этих «упертых иудеев» не было, их надо было бы выдумать. Ибо без них вера ближайших Христовых учеников была бы не настоящей. Ну что это за вера, которая не преодолевает серьёзные испытания?

Разумеется, иудеи с самого начала не демонстрировали джентльменски-либерального отношения к христианам: эти последние были для них всего-навсего фанатичными и неуправляемыми еретиками. Дальнейшее, полагаю, в объяснении не нуждается. Однако и в этих условиях христиане не должны были конфронтировать с ними. И всё же случилось так, что христиане приняли навязанные им правила игры: ах, вы так? Ну тогда мы вот как! Вы нас не любите?! А мы написаем вам в сапог…

Идея всеобщего единства с самого начала не существовала в христианстве. И в поучениях, и даже самим фактом Своего пришествия Христос создал парадигму нового отношения к инакомыслящим. Однако ученики Его эту парадигму не усвоили и не поддержали. Возможно, что если бы первые христиане взглянули на иудеев иначе, не как на врагов, то всё было бы по другому.

Поддавшись этому первому искушению, христианство стало переносить подобное отношение на всех — язычников, буддистов, мусульман. В результате все иноверцы оказались «плохими», «нечистыми». Тем самым христианство преобразовалось в ширму, прикрытие. Оно стало христианством на словах.

Совершив этот первый свой выбор, христианство раз и навсегда установило модель отношений со всем человечеством. Оно утратило свою универсальность. Но последствия сказались и на самом христианстве: соответствующее отношение затем было перенесено и на самих себя. Начались склоки и выяснения, чьё христианство более правильно. Уже в 57 году апостол Павел пишет: «…сделалось мне известным о вас, братия мои, что между вами есть споры. Я разумею то, что у вас говорят: „я Павлов“; „я Аполлосов“; „а я Христов“» (1 Кор., 1, 11). Начав с разделения себя с иноверными, христианство дошло до разделения самого себя, это был процесс взаимосвязанный.

Локомотив христианства как бы перевёл стрелки и тяжело двинулся по другому пути. Как-то сразу забылся этот первоначальный «порыв освобождения», то опьяняющее ощущение начала нового великого пути, радость детей, которых простили и выпустили из угла. Восторжествовало, если можно так выразиться, «эволюционно-приходское» понимание христианства: мы регулярно причащаемся, а вследствие этого постепенно преодолеваем «наследие Адама». Мы. Те, кто ходит в храмы.

Тертуллиан заблуждался потому, что получил в наследство готовую систему, с уже сформированным отношением к «чужим». Он (Тертуллиан) существует в уже давно сложившейся парадигме языческого отношения к не-христианам. Две сотни лет христиане считали иудеев, да и прочих «неверных» своими врагами. Так полагали даже сами апостолы Христа. Тысячелетия человечество жило по животному принципу «свой-чужой». Ну как бы Тертуллиан себя противопоставил всему этому? Как бы сумел над этим подняться? Он что, самый умный? Умнее их всех?