Кейс Ваайман - Духовность. Формы, принципы, подходы. Том I

Редактирование. При передаче текстов живая духовность более озабочена тем, чтобы служить интересам назидания, нежели критическое издание текстов. Зачастую первые издатели были одновременно и толкователями, которые стремились избежать обвинений со стороны ортодоксов. Нередко они также принадлежали к так называемому «второму поколению», которое считало своим долгом стандартизировать первоначальный опыт. Начиная с Миня, редакторы пытались выработать критический подход к источникам духовности. При изучении духовности на основе ограниченного числа рукописей труды таких авторов, как Рююсбрук, Фома Кемпийский, Иоанн Креста, также редактировались и публиковались с критической точки зрения. В других случаях производилось неполное (1еерт Гроте) или заслуживающее доверия (Жан де Сен-Сампсон) редактирование. Это относится и к иудейскому мистицизму. До тех пор, пока не появились работы Гершома Шолема, здесь не отмечалось научного прорыва. Между тем в XX веке было осуществлено важное критическое редактирование текстов, как касающееся серийных изданий (например, Sources Chretiennes или Corpus Chnstianorum), так и отдельно от них (например, Мейстер Экхарт, Тереза Авильская и Бернар). В случае с редактированием текстов возникают такие проблемы, как восстановление оригиналов, воссоздание искаженных фрагментов, орфография и синтаксис предписанных текстов, пределы рецепции манускриптов и так далее.

Перевод. Внутри живой духовности перевод осуществляется благочестивыми авторами, которые без излишних колебаний адаптируют текст в назидательных целях. Перевод, осуществляемый с научной ответственностью, предъявляет высокие требования к языку, на который он производится. Перевод должен не только передавать мысли, но, как текст и структура, должен оказывать такое же воздействие, что и оригинал, то есть не просто передавать смысл, но и поэтику текста, особенно в случае мистических текстов. Кроме того, должен быть точно воспроизведен духовный процесс. Добавьте к этому то, что духовные тексты, как правило, обладают сильным интертекстуальным характером. Шир ха-Йехуд, текст, относящийся к средневековому хасидизму, состоит преимущественно из заимствований из Священного Писания. Я и Ты Мартина Бубера малопонятно без ссылки на многочисленные духовные тексты, которые прочитал Бубер (Экхарт, Шелер, Кьеркегор, Будда, Иоанн, даосизм и так далее). В науке перевода наука духовности должна отыскать свой собственный путь.

Герменевтика. Наиболее важный уровень — это герменевтика. Без герменевтики редактирование текстов в решающие моменты оказывается несостоятельным. В конце концов, проблемы критики текстов и их перевода всегда проявляют себя, когда логика редактора или переводчика не может

следовать логике текста. В этот момент редактор или переводчик сталкивается с дилеммой: либо следовать тексту (и в результате опубликовать нечто малопонятное), либо следовать своей собственной логике (а значит, адаптировать текст). История изданий Библии показывает, какое огромное значение имеет осмысление редактора или переводчика. Например, Гункель изменяет текст псалмов в самых важных местах, сообразуясь со своими представлениями о благочестии и поэтическом вкусе. Краус, который проводит хирургическое вмешательство менее радикальным способом, тем не менее все еще изменяет текст во многих местах, исходя из мотивов «критики текстов», что фактически низводится до личного ощущения: текст малопонятен: этот стих слишком длинен; это ненужное повторение, и так далее. Переводы современных сочинений, таких как Я и Ты (пер. Р. Г. Смита) и Тотальность и бесконечное (пер. А. Лингиса), показывают, насколько важно понимание (или непонимание) переводчика. Редакция и перевод текста в общем и целом (то есть именно там, где в тексте представлен lectio difficilior* или содержится crux interpretum**) зависят от интерпретации. Это, прежде всего, применимо к мистическим текстам, которые существуют в тесной близости с неподдаю- щимся рациональному объяснению Божественным опытом «вхождения» в человека. Но и без обращения к работе редактора и переводчика толкование духовных текстов имеет прежде всего литературно-духовное назначение. Начиная с XVII и XVIII веков поэтическая речь и рассуждения мистиков столкнулись с силой языка, применяемого как современной наукой, так и политической журналистикой. Литература и мистицизм осмысливают себя как альтернативные виды языка, каждый из которых нуждается в собственной грамматике [1341] Е. Ribbat, Aussagen des Unsagbaren in der Literatur, в Der Christ der Zukunft — ein Mystiker, Hrsg. P. Gordan, Salzburg, 1991, 210–219. . «Мистические рассуждения все время реагируют на язык посредством языка; идет постоянная борьба слов, в которой сражающиеся стороны пытаются как освободиться от слов, так и завоевать их» [1342] 185 K. Porteman, Mystiek tegenover taal en literatuur in de zeventiende eeuw, в Ons Geestelijk Erf 50, 1976,130. . Этот конфликт с языком усиливается тем фактом, что мистикам нужно выразить невыразимый опыт и, выражая его, ощутить, что языка недостаточно [1343] J. Quint, Mystik und Sprache. Ihr Verhaltnis zu einander, insbesondere in der spekulativen Mystik Meister Eckharts, в Deutsche Vierteljahrschrift fur Literaturwissenschaft und Geistesgeschichte 27, 1953, 48–76. . Именно здесь, в противоречии между существительным «речь» и прилагательным «невыразимый» мистицизм выражает себя. Мистический парадокс — это брешь в языке, который не вмещает содержание, но в своей несостоятельности свидетельствует о живой связи [1344] M. de Certeau, Lenonciation mystique, в Recherches de Science Religieuse 64, 1976, 183–215. .