Владимир Эрн - Григорий Саввич Сковорода. Жизнь и учение

Хотя эти принципы развиваются Сковородой индуктивно, т. е. выведением из наглядных и всем доступных примеров, но нетрудно показать, что они находятся в полном согласии с его мистикометафизическим учением о внутреннем человеке и могут быть из него выведены дедуктивно. Для этого нужно только подняться ступенью выше и раскрыть окончательный смысл принципа сродности. Что такое в конечном смысле сродность? Что такое та природа человека, которой верными быть призывает Сковорода? Конечно, это не внешняя, эмпирическая, плотская природа. Это природа внутренняя, умопостигаемая, духовная. Т. е. это есть сокровенный, в тайностях сердца живущий, нетленный, метафизический человек. Сродность в последнем счете имеет мистический смысл. «Природа и сродность значит врожденное Божие благоволение и тайный Его закон, всю тварь управляющий». Сродность к званию, как и склонность к дружбе, «ни куплею, ни просьбою, ни насилием не достается, но сей есть дар Духа Святого». «О сем у язычников была пословица: 1гш1а Мтегуа… Если кто без природы сунулся во врачебную науку или в музыку, говорили: туКо АроШпе, 1гап5 ггш515 — без благословения Аполлона, без милости Муз». В таком чисто внутреннем, мистическом определении наивысшее проявление сродности — в Евангелии. О Христе Сковорода говорит: «Кто ж природнее был как сей?». «Сродность обитает в Царствии Божием». Итак, сродность, как и царствие Божие, человек находит внутри себя, в сердце своем, в своей тайной умопостигаемой природе. А если так, то все устанавливаемое Сковородой индуктивно можно было легко пройти в обратном порядке, т. е. дедуктивно, и показать, что раз счастье заключается во внутреннем человеке, все внешнее теряет свою абсолютную цену и становится лишь относительно ценным, в зависимости от тех или иных конкретных условий. Гностицизм в понимании зла, который мы отметили в теологии Сковороды, имеет некоторый отголосоки в его моральном учении. По мысли Сковороды, все должности имеют природный, т. е. благой характер и все зло заключается лишь в неправильном выборе, лишь в непризванности того или иного дела. Но тогда природна, т. е. блага в себе, и должность палача, например. Сковорода не говорит этого. Но зато он говорит, что борзая собака, согласно природе своей, гонит зайца, причем природа, сродность отождествляются у него с охотой, с природною склонностью. Но мало ли у нас самых злых природных склонностей? Если допустить, что в склонностях наших есть две природы: одна добрая, другая злая; одна пепельная, другая господственная, — тогда не может быть гностического сведения зла на добро, но тогда все учение о сродности Сковород а должен был бы углубить и показать, что не всякая сродность носит характер благой, или по крайней мере не всякую охоту, не всякую склонность можно называть сродностыо. И тогда для различения сродностей нужно было бы указать дополнительные и более объективные критерии. Трудность, которую мы отмечаем, занимала самого Сковороду. Блага ли всякая сродность, т. е. нет ли сродностей злых, это значит спросить, что такое зло — реальная сила или просто недоразумение? Если оно реальная сила, на добро отнюдь не сводимая, тогда быть добрым трудно, ибо Царство Божие силою берется и прикладываемые усилия восхищают его. Если же зло по природе своей призрачно и малосильно, тогда быть благим очень легко: стоит только захотеть. Сковороду не только занимал, ной мучил постоянно вопрос: легко или трудно быть благим. «Спор беса с Варсавою» специально посвящен этому вопросу; немалое место он занимает и в «Брани Архистратига Михаила с Сатаною». Мы видим, что была действительная трудность в учении Сковороды о сродности, и его напряженные диалектические борения есть не что иное, как борьба в нем двух стихий — христианской и гностической — которые борются и в его богословии и метафизике. Какая стихия была в нем сильнее? Я думаю, что христианская, и хотяон окончательно останавливается на том, что быть благимлегко, но это имеет уже не гностический, а христианский смысл, ибо по слову евангельскому иго истины Христовой легко, но не потому, что зло бессильно и борьба с ним нетяжела, а потому, что всю тяжесть мирового греха взял на Себя Христос. С Ним путь добра легок, и недаром истина эта открывается Сковороде в апокалиптическом видении и в напряженной борьбе.

Итак, счастье в сродности, в следовании своей природе. Вот основная мысль Сковороды. Каждый должен творчески определять себя в жизни, искать свое дело. Только в призванности, во вдохновенном и чутком исполнении велений своего духа человек может и должен обрести свое блаженство. Ничто внешнее не должно смущать его. Бедность, болезнь, физическое убожество, противность всем обычаям и мнениям мира, все это ничто перед счастьем быть самим собою, перед той блаженной легкостью, с которой человек, обретший себя, живет в самых тяжелых внешних условиях. «Бегай молвы, объемли уединение, люби нищету, целуй целомудренность»1 — вот высшие заветы Сковороды, все вытекающие из основного его увещания: будь внимателен к себе, возлюби свободу внутреннюю и ничего чуждого своей природе не делай.