Георгий Федотов - Судьба и грехи России

Хотя имя Федотова хорошо известно, работу в американских университетах ему было получить сложно. Первые два года он живет в Нью-Хевене и преподает в школе при Иельском университете, пользуясь стипендией Бахметьевского фонда. В 1943 году Федотов принимает предложение русской Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке, где работает до конца своей жизни. В это время он создает свои фундаментальные труды по истории русской духовной культуры, часть которых вышла на английском языке уже после смерти автора(2). Не оставляет Федотов и публицистику, пишет в «Новом журнале», в эсеровском «За свободу», в некоторых американских изданиях. Однако его круг живого общения значительно сужается. Общество американцев оказывается чуждым Федотову, «из-за присущего им оптимизма и недостаточного понимания нашего русско-европейского пути»(3). Утешение русскому мыслителю давали публичные лекции, устроенные Г. И. Новицким при «Обществе друзей Богословского института в Париже». Но сердечная болезнь подрывала его силы. 1 сентября 1951 года в городе Бэкон, штат Нью-Джерси, после двухнедельного пребывания в госпитале Г. П. Федотов скончался.

«Человек начинается с горя», — любил повторять Федотов слова из

________________________

1 Федотов Г. П. Лицо России. Paris, 1967. С. XXV.

2 Fedotov G. P. The Russion Religious Mind: Kievan Christianity. The Tenth to the Thirteenth Centuries. Cambridge, Mass., 1946; Fedotov G. P. A Treasury of Russian Spirituality. T.-Y„ 1948; Fedotov G. P. The Russian Religious Mind. Vol. II. The Middle Ages: The Thirteenth to the Fifteenth Centuries. Cambridge, Mass., 1966.

3 Федотов Г. П. Лицо России. Paris. 1967. С. XXXIII.

==14

одного из стихотворений А. Эйснера, участника гражданской войны в Испании, а потом «возвращенца». Этого горя Федотов отведал в эмиграции сполна, встречая непонимание, отчужденность и даже враждебность со стороны коллег-преподавателей и собратьев по перу, не говоря уже о постоянных материальных тяготах эмигрантской жизни. Но это — цена свободы, без которой задыхался ум и не окрылялось слово русского мыслителя. Г. П. Федотов оставил более трехсот статей самого разнообразного содержания. На Западе они получили заслуженное признание и по сей день вызывают живой интерес, собираются и переиздаются(1).

II

Такова судьба Г. П. Федотова в скупых штрихах внешней биографии. Она достаточное типична для людей его поколения и его духовного горизонта. Это жизнь, рассеченная мечом революции. Правда, одна особенность сразу бросается в глаза: долгое первоначальное «молчание», слишком запоздалое вступление на свой творческий путь, какое-то отставание от сверстников. Действительно, когда, например, Н. Бердяев, С, Булгаков и П. Флоренский уже говорили во всю мощь своего голоса, Г. Федотов голос еще пробовал. Здесь мы стоим не только перед личиной судьбы мыслителя, но и перед лицом его личности. Личность всегда тайна, трудно прозреть ее даже сквозь щель творческого самовыражения. Но нам важна не эмпирическая личность, а личность, проецируемая на план культуры. Однако психологический контур ее должен быть отмечен.

Если мы станем искать слово-ключ, слово-символ, связующее характер и самосознание Федотова, то слово это уже найдено — молчание(2). Под знаком молчания вынашивает Федотов свои убеждения, под знаком молчания видится ему Древняя Русь. Все тексты Федотова звучат в контексте молчания. В этом «творческом молчании» сплав глубины мысли, дисциплины формы и уравновешенности мировоззрения, Федотов не спешил сказать, он спешил слушать — слушать историю, Россию, революцию. Поэтому так поздно и так осторожно начал он говорить, больше спрашивая, чем отвечая.

В «молчаливости» как черте характера и в характере «молчаливости» психологический корень федотовского восприятия культурных реалий не столько в терминах зрения' и образа, сколько в терминах слуха и голоса. Здесь не пассивная молчаливость созерцателя, но активная молчаливость слушателя. Воспитанная в молчании тонкая и стойкая чувствительность к тону истории позволила Федотову не быть оглушенным громом революции и различить в какофонии революционной бури полифонию культуры.

Можно наметить еще одно измерение духовной личности Федотова — почвенный идеализм. Федотов вышел из русской интеллигенции, не утратил с ней связи, сохранил ее нравственные заветы. Но он в известном смысле преодолел интеллигентский тип на путях религиозной культуры. Иначе говоря, интеллигентская «идейность» в самосознании Федотова обрела культурную «почвенность». Личность Федотова синтезировала черты революционной интеллигенции и высшего культурного слоя: