Михаил Бахтин - Том 2. «Проблемы творчества Достоевского», 1929. Статьи о Л.Толстом, 1929. Записи курса лекций по истории русской литературы, 1922–1927

203. В статье 1913 г. «Футуризм и Русь» (Борис Садовской. Озимь. Статьи о русской поэзии. Пг., 1915, с. 21–30), в главке IX на с. 28, Садовской так пишет о Северянине: «Г. Северянин, глава футуризма, как поэт напоминает камердинера Видоплясова из "Села Степанчикова" у Достоевского, и сборникам его стихов следовало бы называться "Воплями Видоплясова"». Далее Садовской остроумно и беспощадно развивает свое сравнение. В этой же статье (в главке X на с. 30) Садовской, оговорившись в сноске, что «из общего течения автомобильно-ресторанно-хулига-нского футуризма» он выделяет культурные поиски "Центрифуги" и отчасти "Очарованного странника", так характеризует футуризм, уже как целое: «Теперешний, находящийся при последнем издыхании, футуризм дает две резких фигуры, ожидающих своего Салтыкова: кентавроподоб-ного детину-апаша в цветной рубахе, не умеющего связать двух слов и перо в руке держащего, как томагавк, и тощего недоростка, с жидким пробором, в модном смокинге с игрушкой в петлице и смердяковской до ушей улыбочкой на скопческом лице». Бахтину в статье Садовского могло понравиться именно присутствие персонажей Достоевского.

Рецензии Гумилева на сборники Северянина были опубликованы в ж. Апполон, а потом вошли в «Письма о русской поэзии» (разделы 18 и 37). Характеристики Гумилева — более высокомерные, ироничные, но менее резкие и беспощадные, чем Садовского. В рецензии 1911 г., поместив Северянина в группу так называемых дерзающих, Гумилев пишет: «Из всех дерзающих <���…> интереснее всех, пожалуй, Игорь Северянин: он больше всех дерзает. Конечно, девять десятых его творчества нельзя воспринять иначе, как желание скандала или как ни с чем не сравнимую жалкую наивность» (Гумилев Н.С. Письма о русской поэзии. М., Современник, 1990, с. 118). Интересен же Северянин Гумилеву тем, что нов.

Рецензия Гумилева 1914 г. на «Громокипящий кубок» — более концептуальная. Именно в ней сказано Гумилевым (тем она и знаменита), что «уже давно русское общество разбилось на людей книги и людей газеты, не имевших между собой почти никаких точек соприкосновения» (с. 170 ук. выше изд.). И Северянин объявлен Гумилевым поэтом, говорящим на волапюке людей газеты (волапюк — как поясняется в примеч. к этому месту в ук. изд. — искусственный «всемирный язык», изобретенный немецким пастором И. М. Шлейером в 1879 г.). Гумилев в ^гой рецензии продолжает настаивать на новизне Северянина («Нов он тем, что первый из всех поэтов он настоял на праве поэта быть искренним до вульгарности») и предупреждает, что речь идет о «новом вторжении варваров, сильных своею талантливостью и ужасных своею небрезгливостью» (с. 172 ук. изд.). Бахтину могли запомниться и гумилевские характеристики людей книги и людей газеты: «Первые жили в мире тысячелетних образов и идей, говорили мало, зная, какую ответственность приходится нести за каждое слово, проверяли свои чувства, боясь предать идею, любили, как Данте, умирали, как Сократы <���…> Вторые, юркие и хлопотливые, врезались в самую гущу современной жизни, читали вечерние газеты <���…>, пользовались только готовыми фразами или какими-то интимными словечками, слушая которые каждый непосвященный испытывал определенное чувство неловкости».

В ФМ (с. 84) «Письма о русской поэзии» Н. Гумилева названы (в сноске) книгой довольно случайных статей.

204. Вся тема «Хлебников» — о проблеме новизны слова. Тема заканчивается тем, чем начинается в ФМ глава «Формальный^метод в России». В предпоследнем абзаце темы (с. 368): «Виктор Шкловский писал, что у футуристов впервые воскресло слово…», далее — суть позиции Шкловского на языке Шкловского. В начале ук. главы ФМ: «Первым историческим документом этого направления является брошюра В. Б. Шкловского "Воскрешение слова", вышедшая в 1914 году»; далее перечислены другие выступления Шкловского, в т. ч. названа его статья «Заумный язык и поэзия» в сборнике Опояз'а, далее на с. 81: «Определили формализм наиболее радикальные течения литературного творчества и наиболее радикальные устремления связанной с этим творчеством теоретической мысли. Главная роль здесь принадлежала футуризму и прежде всего Велимиру Хлебникову. Это влияние футуризма на формализм было настолько велико, что, если бы дело закончилось сборниками Опояз'а, формальный метод стал бы объектом науки о литературе в качестве лишь теоретической программы одного из разветвлений русского футуризма». В результате в теме «Хлебников» — путь от Хлебникова к утверждениям Шкловского, в ук. гл. ФМ — от утверждений Шкловского — к Хлебникову.