Б. Кузнецов: Современная наука и философия: Пути фундаментальных исследований и перспективы философии

Конечно, научное и философское мышление не идентичны, но тенденция к их сближению лежит в самой основе необратимого движения и того, и другого.

Стремление перейти от частных эмпирических утверждений к мировоззрению рождается вместе с наукой, само появление которой связано с переходом от эмпирических утверждений к каузальным обобщениям. Но и для философии основой ее возникновения и развития явилось стремление положить в основу картины мира принципиально наблюдаемые начала. При обобщении эмпирические начала модифицируются: огонь Гераклита – не просто огонь, а эмпирически представленная трансформация всего и вся, апейрон еще дальше от эмпирии, но принципиальная связь с ней сохраняется, как и у многих других претендентов на роль общей субстанции мира. Философия идет навстречу науке, развивая и усложняя общие определения бытия и познания, выявляя их гетерогенность и демонстрируя их принципиальное единство. О познании в целом можно сказать то же, что выше было сказано о физической теории: последняя должна обладать внутренним совершенством, т. е. логически вытекать из наиболее общих принципов, и внешним оправданием, т. е. эмпирической доказательностью. И для философии, и для науки необходимы оба эти критерия, но философия идет к науке от первого в поисках второго, а наука идет к философии, исходя из внешнего оправдания, в поисках внутреннего совершенства.

В рамках античной культуры подобные встречные потоки были мало различимы по той простой причине, что в сущности они и не были потоками: интеграция эмпирических данных, как и дифференциация общих идей, происходила крайне медленно. Сама природа казалась неподвижной или движущейся циклически; соответственно и познание ее развивалось очень медленно. В средние века канонизация представлений о мире еще более затормозила основную тенденцию их развития, но не прекратила его. Воплощение в пространственно-временные образы абстрактных схем и обобщение эмпирических данных – весь этот двуединый необратимый процесс продолжался, принимая форму комментирования старых текстов, антидогматических ересей и подчас не выявлявших свою внутреннюю тенденцию эмпирических описаний.

Освобождение познания от статических и априорных абсолютов и генезис динамического представления о мире первоначально происходили в форме натурфилософского, по существу априорного, выведения научных представлений из абстрактных конструкций, а с другой стороны – в форме воинствующего сциентизма, который начался еще до Ф. Бэкона и не кончился О. Контом. Но и здесь под поверхностными течениями, уводившими философию от экспериментальной пауки, а претендующую на индуктивную достоверность науку – от философии, под декларациями априорной натурфилософии и близорукого индуктивизма шел глубинный двуединый ток. Индуктивистские тенденции «Начал» Ньютона не помешали классической механике стать одним из истоков французского материализма, а априоризм картезианской натурфилософии не помешал ей стать истоком физических открытий XVIII-XIX веков.

Что нового внесла неклассическая наука XX века в проблему границ философии и ее отношения к науке? Мы уже не раз говорили о некоем «всё» как о предмете философского и научного познания. Все, или Вселенная как целое, имеет в современной науке определенный и притом совершенно специфический смысл. Это совсем не логическая конструкция, фигурировавшая в философии уже много веков, не нечто выходящее за пределы познания. В неклассической науке это Метагалактика, определенная как известная нам часть Вселенной, т. е. нечто, зависящее от уровня наблюдений, как реальность, обладающая радиусом, конечным или бесконечным, растущим или стабильным, а быть может, пульсирующая. Причем эти определения зависят от эксперимента и расчета, от наблюдаемых астрофизических констант и астрофизических явлений. В ряде современных физических и астрофизических гипотез структура Метагалактики объясняет и свойства частиц.

Если «всё» входит в мир модусов, то тем самым натурфилософия окончательно становится не ко двору. Она была не ко двору уже в классической науке, с тех пор как механика и математика XVII-XVIII веков и физика XIX века сделали бесконечность постижимой. Поэтому уже в XIX веке она ушла в прошлое, и попытки возрождения априорно-логического стиля исследования встречали скорее насмешку, чем успех. В XX веке вторжение науки в пределы «всего» и трансформация этого понятия окончательно исключили возможность традиционного натурфилософского подхода к природе.