Б. Кузнецов - Современная наука и философия - Пути фундаментальных исследований и перспективы философии

В XX веке человечество уделяет науке все большую часть своих трудовых ресурсов и в том смысле, что во много раз выросли масштабы экспериментальных установок. В 1610 году Галилей опубликовал результаты своих астрономических наблюдений, и это явилось началом астрономической революции. Ныне человек посылает в космос автоматические и обитаемые астрофизические обсерватории, лаборатории и вскоре, вероятно, разместит наблюдательные приборы на орбитах планет земной группы, а может быть, и на их поверхности.

Взгляд человека, направленный не в космос, а в микромир, – это также и широкие народнохозяйственные акции, связанные с большими затратами общественного труда. Чтобы «разглядеть» процессы, происходящие в областях порядка 10-15 см и 10-25 сек., необходимы колоссальные энергии частиц, бомбардирующих другие частицы и атомные ядра. Подобные масштабы энергии встречаются в космических лучах. Но ученым нужно свободно маневрировать высокими энергиями. Очень высокие, хотя и не столь огромные энергии получают в гигантских ускорителях элементарных частиц.

Вокруг таких ускорителей вырастают большие научные города. Когда говорят о научных центрах XVII века, в сознании возникает образ придворного кружка, где Галилей критикует аристотелевскую концепцию мироздания. Научный центр XVIII века ассоциируется с уединенным кабинетом Лагранжа, где он пишет формулы аналитической механики. Научный центр XIX века – это уединенная обсерватория или лаборатория Фарадея, где он в одиночестве наматывает проволоку на железный сердечник, или (в конце века) зал Сорбонны, где Пуанкаре излагает законы небесной механики, или Петербургский университет, где Менделеев рассказывает о периодическом законе.

Научный центр XX века – это большой город (его по традиции еще называют городком), где тысячи людей трудятся, чтобы найти новый элемент периодической таблицы или новую элементарную частицу.

Как же назвать XX век в его зависимости от науки? Веком атома? Веком космоса? Веком кибернетики?… Список возможных названий можно было бы значительно расширить. В литературе мелькают и другие названия: «век полупроводников», «век информации», «век биологии».

И действительно, разве не атомная энергия дала человеку новую энергетическую базу производства и разве не ее открытие явилось вместе с тем открытием еще более мощной силы – силы ассоциированной науки? Разве не атомная энергия внушила человечеству самые радужные надежды и самые тяжелые опасения?

А космические исследования, выход человека за пределы земной атмосферы – разве это великое событие мировой истории не характеризует наше столетие? А кибернетика? Ведь это она существенно влияет на характер труда, производства. Среди всех эпитетов нашего века, характеризующих специфику его науки, «век биологии» кажется особенно показательным. В середине столетия физиология, химия, физика, математика объединились, чтобы раскрыть загадку живого вещества и жизни. Если макроскопическое решение этой загадки в XIX веке позволило говорить о «веке Дарвина», то ее микроскопическое решение – картина молекулы живого вещества и закодированной в ней наследственности организма – дает право назвать наше столетие веком молекулярной биологии и ее неисчерпаемых результатов в генетике, медицине и т. д.

Но каждый из претендентов на обобщающее название века все же кажется недостаточным. И не потому, что наряду с атомной энергетикой выросли кибернетика, молекулярная биология, космические исследования. Перечисленных названий недостаточно потому, что между всеми отмеченными в них тенденциями существует глубокая связь и по исходным теоретическим позициям и экспериментальным данным, и по стилю научного мышления, и по экономическому и культурному эффекту. Забегая вперед, ограничимся кратким замечанием об общем эффекте науки XX века, характерном для всех отраслей производства, для культуры и стиля мышления. Этот эффект – несравнимый с прошлым динамизм развития различных областей общественной жизни, непосредственно зависящий от характера современной науки.

Наука XX века – прежде всего неклассическая наука. И не только потому, что она отказалась от классических устоев, претендовавших на окончательный и абсолютно точный характер. Она неклассическая по своему стилю. Именно поэтому она приводит не только к незатухающей скорости научно-технического прогресса. Она ускоряет и технический, и культурный прогресс.