Сергей Трубецкой - Учение о Логосе в его истории

20 С. Н. Трубецкой

==609

или вещества, мало того — о самой индивидуальности предполагаемых атомов, их тожестве с собою и различии от других. Понятие субъекта лежит в основании всех этих представлений. В то же время мы невольно представляем себе общую связь между двумя последовательными состояниями хаоса по закону достаточного основания. Эта связь представляется нам необходимой, и, поскольку мы не можем отвлечься от внутреннего закона нашей мысли, мы необходимо предполагаем, что действительность ему соответствует.

Если же никакой логической, или внутренней, необходимой связи между состояниями мира не существует, то та внешняя причинная связь, которую мы различаем в следо-. вании явлений, всецело субъективна и сводится к нашему субъективному сознанию. Таким образом, если связь явлений призрачна, она привносится субъектом извне; если реальна, она привносится извнутри субъектом, лежащим в основании явлений. В обоих случаях она идеальна — в смысле субъективного или в смысле объективного, «трансцендентального» идеализма.

3. Определения количества и величины суть также идеальные определения, независимо от того, призрачны они или объективны. Одна математика достаточно могла бы убедить нас в этом, поскольку построения ее идеально истинны помимо всякого отношения к опыту.

Сам по себе никакой предмет ни велик, ни мал, ни един, ни множествен, но получает те или другие количественные определения по отношению к другим предметам в нашей сравнивающей, измеряющей мысли, следовательно, в чисто мысленном, идеальном отношении: и единство, и множество, величина вообще предполагают анализ и синтез.

Попробуем представить себе бесконечное множество конкретных единиц; каждая из таких единиц, будучи величиною, делима на части, т. е. на другие единицы; конечной величины, которая бы не подлежала возможному делению, быть не может, потому что такая величина равнялась бы нулю и не могла бы составлять единицы, элемента величины. С другой стороны, множество по необходимости состоит из единиц; предполагая конкретное, материальное множество, мы должны предполагать и конкретные, неделимые, конечные единицы. Таким образом, мы приходим к явному противоречию, как только мы забываем идеальный характер количественных определений. Единство может быть относимо нашею мыслью и к чему либо много-

==610

му — посредством мысленного синтеза этого многого: мы можем мыслить предмет как единый во множестве его признаков и частей, и даже в отвлеченном арифметическом множестве мы можем принимать единицы различных порядков. Единство, а следовательно, и множество, которое без него немыслимо, есть лишь предмет мысли, все равно, соответствует ли этой мысли какая нибудь метафизическая реальность или нет. Поэтому мы представляем себе всякую конкретную единицу либо условно неделимой, фиктивной единицей (напр., кирпич, камень, дом, рубль), либо же реальной единицей — организмом, индивидуальностью, или монадой. В первом случае принцип единства вносится в явления только нашею мыслью, нашим субъектом; во втором — он имеет идеальное начало в самих вещах.

4. Определения тожества и различия суть также логические определения. В самом деле, мы приписываем всякому предмету тожество с собою только в силу логических законов тожества и различия. Как доказать, что какойнибудь атом А, взятый сам по себе, тожественен сам себе, т. е. не есть тот же, что другой атом В? Единственное доказательство заключается в логической очевидности, в абсолютной немыслимости противного. Но если мы признаем это доказательство, мы должны признать, что атомы подчиняются общим логическим законам или, точнее, что все сущее определяется такими законами. А если мы отрицаем, чтобы сущее определялось логическим законом, у нас нет никакого основания утверждать, чтобы какое либо «сущее», взятое само по себе, могло быть тожественным себе. Тожество и различие суть чисто логические определения нашей мысли, и притом одной только мысли: в вечно текущем процессе чувственного восприятия, помимо нашей мысли, мы не имеем ничего тожественного, как это сознали еще древние; а следовательно, в нем нет и «различия», поскольку «различие» определяется логически лишь по отношению к тожеству.

Если уже допускать «мир о себе», т. е. мир помимо всякого возможного отношения и к явлению, и к логическим законам нашей мысли, то нужно определять его как «нелогичное абсолютное» и не распространять на него никаких логических определений. Ибо если мы допустим для него хотя бы аналогию тех отношений, в которых мы логически мыслим мир, — мы признаем его сообразность