Сергей Кургинян - Суть времени. Том 1

В оправдание своих соотечественников могу сказать, что по ним ударили очень сильно. По ним ударили так сильно, как никогда. Это случилось, повторяю, из-за монополии правящей партии, которая, конечно, во всем виновата в первую очередь, ибо всегда виноват тот, кто властвует. Но если бы одновременно с этим была бы свободная равноправная дискуссия, которую не допустила все та же правящая партия… Если бы это все было в нормальных демократических формах полноценной равновесной дискуссии, то, возможно, наши соотечественники не были бы так сильно травмированы.

Но это было так, как это было. В этом смысле история не имеет сослагательного наклонения. Это уже произошло! Сознание было взорвано! Этим страшным ударом, этим первым месседжем…

Но был и второй месседж, ничуть не менее важный. Он заключался в следующем, этот месседж № 2: «А зачем вам вообще нужно первородство?! Однова живем! Мы живем сегодняшним днем, дайте пожить! Откуда все эти бредни о том, что необходимы какие-то идеалы, что нужна жертвенность, что мы должны жить какими-то смыслами? Да не этим живем!»

В конце 80-х годов вышло много публикаций, где идеалы были вообще — вообще! — дискредитированы. Очень сильно, всеми возможными способами. Речь шла не только о советских идеалах, но об идеалах вообще! Американская мечта не может быть отменена, она всегда существует, как американская миссия и многое другое. Русским же сказали, что ни миссии, ни мечты быть не должно вообще. Не только советской, которая «ложна и порочна, ужасна и омерзительна», но и вообще никакой! Жить надо интересами, то есть «чечевичной похлебкой». Эрих Фромм называл это «гуляш», но мне ближе термин «чечевичная похлебка».

Оба эти месседжа проникли в сознание наших соотечественников, огромного количества соотечественников, и в итоге они отказались от своего первородства. Причем в 1990 году, в 1991-м и даже в 1992-м можно было считать, что отказались они во имя демократии, свободы, права и всего прочего, то есть во имя другого идеала, что, в принципе, является допустимым. В конце концов, что такое революция 1917 года? Один идеал — православная империя (крест над Святой Софией, православная симфония и все прочее) — меняется на другой идеал — коммунизм. Идеал на идеал — это такой бартер, такая рокировка.

Это и есть История. Она каждый раз зависает над бездной, потому что каждый раз обрушение одного идеала тяжелейшим образом травмирует общество, но тут же другой идеал заменяет прежний идеал, и что-то устанавливается.

К 1993 году стало ясно, что наши соотечественники в значительном количестве поддержали Ельцина. Уже поняв, что они обмануты. Уже имея некий символ в виде Белого Дома, над которым были подняты все знамена, включая красное. Уже зная, что Ельцин к этому моменту нарушил Конституцию и выпустил указ 1400, который был заведомо неправовым, они все равно не поддержали другую сторону. Некоторые ссылались на то, что там «неприятный чеченец Хасбулатов», но это полная чушь, потому что управлял не Хасбулатов, а Верховный Совет, избранный самими этими гражданами, которые могли, в конце концов, его потом переизбрать, и большинство в котором составляли люди с очень разными убеждениями, как некоммунистическо-патриотическими, так и отчасти коммунистическими. Поэтому эти все адресации к Хасбулатову не имеют совершенно никакого права на существование.

Граждане просто поверили обещанию Ельцина, что он ляжет на рельсы, если рынок и вообще реформы не наполнят корыто очень вкусной чечевичной похлебкой. Гораздо более вкусной похлебкой, чем та похлебка, которую предлагал советский, во многом действительно аскетический и скудный, строй. Граждане в это поверили и в этот момент завершили, оформили, подвели черту под этапом, который называется метафизическим падением. Ибо смена первородства на чечевичную похлебку и есть такое метафизическое падение.

Должен сказать, что интеллигенция, которая в этом участвовала (и не просто участвовала, а фактически науськивала граждан, двигала их этим путем) совершила нечто чудовищное. Ибо она действительно к месседжу № 1, согласно которому советское первородство порченое, добавила месседж № 2, согласно которому идеалы — это вообще фуфло.

Ни одно общество, если оно хочет существовать, ни одна власть, если она хочет властвовать, никогда не рубит сук, на котором сидит. Она не уничтожает идеальное вообще. Уничтожая какое-то исторически обусловленное Идеальное, например советское или досоветское, она тут же вставляет на его место другое Идеальное. Ленин мучительно размышлял над тем, от какого наследства мы отказываемся, а от какого не отказываемся, потому что он понимал, что от всего отказаться невозможно, ведь тогда не сумеешь никуда вставить эти свои новые идеалы. Они не срастутся, а если они не срастутся немедленно, если не возникнет нового идеального содержания, то ты обществом управлять не можешь, власти быть не может, не может быть легитимности, не может быть ничего! Есть только полузвериное стадо, растерянное и беспомощное, которое не способно быть опорой никакой власти.