Карл Юнг - Ответ Иову

«Книга Премудрости Соломона» является эмфазой праведности Божьей и – пожалуй, не без прагматического умысла – отваживается сесть на весьма ненадёжный сук: «Праведность бессмертна, а неправда причиняет смерть» [XXXVI]. Неправедные же и нечестивые говорят:

Будем притеснять бедняка праведника …, Сила наша да будет законом правды, ибо бессилие оказывается бесполезным. Устроим ковы праведнику…

… Он… укоряет нас в грехах против закона и поносит нас за грехи нашего воспитания; объявляет себя имеющим познание о Боге и называет себя сыном Господа; он пред нами – обличение помыслов наших.

Испытаем его оскорблением и мучением, дабы узнать смирение его и видеть незлобие его… [XXXVII]

Где же совсем недавно мы прочли: «И сказал Господь сатане: обратил ли ты внимание твоё на раба Моего Иова ? ибо нет такого, как он, на земле: человек непорочный, справедливый, богобоязненный и удаляющийся от зла, и доселе твёрд в своей непорочности; а ты возбуждал Меня против него, чтобы погубить его безвинно» ? [XXXVIII] «Мудрость лучше силы», говорит Екклесиаст [XXXIX].

Очевидно, отнюдь не по недомыслию и бессознательности, а исходя из глубоких движущих причин «Книга Премудрости Соломона» затрагивает здесь болезненное место, что, разумеется, станет понятно до конца только в том случае, если нам удастся выяснить, в каком отношении «Книга Иова» стоит к недалёкому по времени изменению в статусе Яхве, а именно к выходу на сцену Софии. Речь при этом пойдёт вовсе не об историко-литературном экскурсе, а скорее о судьбе Яхве, переживаемой человеком. Из древних писаний мы знаем, что божественное действо разыгрывается между Богом и его народом, который, подобно женщине, выдан за него, мужскую энергию, и верность которого он ревниво стережёт. Индивидуальным случаем этих отношений выступает Иов, чья верность подвергается жестокому испытанию. Как я уже сказал, Яхве удивительно легко поддаётся нашептываниям Сатаны. Если правда, что он полностью доверяет Иову, то было бы только логично, если бы он взял его под защиту, а злонамеренного клеветника разоблачил и заставил его серьёзно поплатиться за диффамацию верного раба Божия. Но Яхве об этом и не думает – даже после того как невиновность Иова доказана. О выговоре или выражении неодобрения в отношении Сатаны и речи нет. В попустительстве со стороны Яхве сомневаться не приходится. Его готовность отдать Иова в смертоносные руки Сатаны доказывает, что сомнение в Иове – следствие проецирования им собственной тяги к вероломству на некоего козла отпущения. Ведь есть подозрение, что он собирается расстроить свой брачный союз с Израилем, но утаивает такое намерение от себя самого. А потому эта бог весть где разразившаяся неверность побуждает его изыскать неверного при помощи Сатаны, и – надо же! – он находит такового в лице вернейшего из верных, каковой тут же и подвергается уголовному преследованию как бы за тягчайшее преступление. Яхве изменил собственной верности.

Что, собственно, произошло, стало известно тогда же или несколько позже: он припомнил о некоем женского пола существе, услужающем ему не менее чем человеку, – о подруге и наперснице с незапамятных времён, о первенце творения, непорочном отблеске своего великолепия в вечности, художнице всех вещей, более близкой и милой его сердцу, нежели эти поздние отпрыски сотворённого напоследок и запечатленного образом Божьим протопласта (прачеловека). Видимо, есть некая «суровая необходимость» вызвавшая этот анамнесис [25]Софии: дальше так продолжаться не могло; «праведный» Господь больше не мог творить неправедное сам, а «Всеведущий» – поступать, словно какой-то наивный и глупый человек. Саморефлексия становится настоятельной необходимостью, а для этого нужна мудрость: Яхве должен дать себе отчёт в своём абсолютном знании. Ибо если уж Иов познаёт Бога, то Бог и подавно должен познать себя сам. Ведь нельзя же было, чтобы весь мир, кроме самого Яхве, прослышал о его двойной природе. Тот, кто познаёт Бога, имеет на него влияние. После краха попытки погубить Иова Яхве переменился.

Теперь на основе намёков Священного Писания и истории попробуем реконструировать последствия подобного превращения Бога. Для этого нам надо обратиться к началу творения, а именно к прачеловеку «до грехопадения». В качестве своего женского коррелята этот прачеловек, Адам, при содействии Творца произвёл из своего бока Еву [26]– так же, как сам Творец создал из своего исходного материала Адама-гермафродита, а с ним – запечатленную богоподобием часть человечества, а именно народ Израиля и других потомков Адама [27]. По таинственному совпадению у Адама вышло так, что первый его сын (совсем как Сатана) оказался злодеем и убийцей перед Господом, благодаря чему пролог на небесах был повторен на земле. В том, что Яхве берёт не уродившегося Каина под свою особую защиту, нетрудно усмотреть скрытую причину: ведь Каин – точная миниатюрная копия Сатаны. О каком-либо праобразе рано угасшего Авеля, любимого Богом более Каина, прогрессивного (а потому, вероятно, получившего инструкции от какого-нибудь ангела Сатаны) земледельца, мы, во всяком случае, ничего не слыхали. Возможно, это был какой-нибудь другой сын Божий, от природы более консервативный, нежели Сатана; не проныра, лелеявший всё новые черные замыслы, но некто привязанный к Отцу детской любовью, не имеющий иных мыслей, кроме отчих, и пребывающий только во внутренних покоях небесного хозяйства. Потому-то, наверное, его земное повторение Авель и должен был так скоро вновь «поспешно удалиться от мира зла», говоря словами «Книги Премудрости Соломона», и вернуться к Отцу, в то время как Каину пришлось изведать на себе проклятье прогресса, с одной стороны, и моральной неполноценности – с другой, здесь, в земной юдоли.