Сергей Юрченко - Гностикос

- Позволь, брат, быть мне первым,- попросил я.

Игла пронзила мое тело…

…и я испытала странное ощущение. Оказывается, первое чувство, которое вы переживаете, превратившись в женщину, очень напоминает мужской оргазм. Если вам приходилось раньше быть мужчиной, вы меня поймете. Придя в себя от этого судорожного чувства, я встряхнула головой, сбрасывая с волос мешавший мне колпак, а мне хотелось сбросить с себя еще и халат, и все остальное от охватившего меня жара, и стала набирать в шприц кровь из вены моего первого посетителя. Я чувствовала сквозь кожу собственных пальцев, как пульсирует его сердце, и боялась, что он упадет в обморок,- так был он бледен. Но он удержался, хотя выглядел так, будто из него действительно выкачали всю кровь. Так же быстро я покончила и со вторым. Чудаковатые визитеры в смущении мялись у двери, будто не смея уйти. Их восторженный энтузиазм куда-то разом исчез. Мужчины – неважные доноры. Сдавая кровь, они чувствуют себя так, будто лишаются части своей мужественности, и старательно это скрывают. Мужские инстинкты! Мы, женщины, это понимаем. Как сказала Ахматова, сменив четырех мужей и нескольких любовников: «Про мужчин я знаю все». У меня, правда, только один муж. Кажется. И была пара любовников. Вроде, была. Что-то с памятью моей стало. То, что было не со мной, помню. Я сочувственно взглянула на своего первого донора.

- Вы в порядке? - спросила я.

Он подавленно кивнул головой.

- Вы очень бледны. Можете полежать немного на кушетке.

- Я лучше пойду, - выдавил он из себя.- Это может плохо кончиться.

Что он имел в виду? Уж не собираются ли они на меня накинуться? Только этого мне не хватало!

- Вам действительно лучше уйти,- со всей строгостью согласилась я.

Эти братья-диоскуры ушли. Точнее, один из них почти унес на себе своего раскисшего приятеля. Я вздохнула свободно. Рабочий день окончен. Весь персонал давно ушел, я же задержалась только для того, чтобы покончить с бумагами к концу года. Но теперь уже не сиделось и мне. Откуда взялись эти люди? С какой луны свалились? С неприятным ожиданием подвоха я стала собираться. Сняла больничный халат и переоделась, испытывая странное любопытство к себе самой. Эти безумцы словно заразили воздух. Я пощупала свой лоб. Температуры не было, но плоть горела от возбуждения.

- Ерунда, это переутомление,- сказала я вслух.

Но зачем говорить вслух, если никого вокруг нет? И как вообще возможно говорить с самим собою? Понятно, что такие разговоры – лишь продолжение внутреннего диалога. Но с кем ведется этот внутренний диалог? Я подошла к зеркалу. На меня смотрела с любопытством привлекательная женщина с открытым лицом. Я ли это? Разве это не странно – видеть себя? С этой женщиной я веду свой диалог? Или с кем-то другим? Нет, это очень странно – видеть себя! Так не должно быть! Как врач, я знаю, что за все болевые ощущения в теле отвечает мозг, но сам мозг не имеет болевых рецепторов. Этот мозг чувствует другие органы, но не чувствует себя как орган. Можно сказать, мозг не видит себя. Почему я вижу себя? Это невыносимо – смотреть себе в глаза. Но я продолжала смотреть. Смотреть в глаза этой женщины. Было очень тихо. На ее лице стали проступать черты каких-то других существ. Как тени пробегали по ее лицу облики неведомых мне людей. Мне стало жутко. Я словно куда-то перенеслась и увидела одного из мужчин, у которого только что брала кровь. Он лежал на столе в морге. Меня больничным моргом не испугаешь, но этот выглядел необычно. Это было святилище древнего подземного бога Моргуса, которому когда-то поклонялись на Крите. Рядом стоял патологоанатом-жрец в фиолетовой мантии и митре.

- Ведь это водитель автобуса, - зачем-то сказала я.

- Это Харон, - внушительно произнес жрец, и голос его отозвался эхом в этой пещере. - Паромщик с реки Стикс.

- Нет. Я знаю его,- возразила женщина во мне.- Хорошо знаю.

- Конечно, знаешь, - грозно усмехнулся жрец.- Он перевозит мертвецов в Аид.

- Разве я умерла?

- Как и все мы.

- А что с ним?

- В его организме оказалось слишком много женских гормонов. Кровь свернулась, как прокисшее молоко. Что ты ввела ему в вену?

Я в ужасе отшатнулась. В лаборатории никого не было. Только женщина смотрела на меня из зеркала. Не хватало мне еще галлюцинаций! И я поспешила покинуть это место. Морозный вечер помог мне вернуться в себя. Именно так: вернуться в себя. Но откуда? Откуда я вернулась? И куда? По дороге домой я купила яблоки и бутылку вина. Мне хотелось что-то отпраздновать в своей жизни. Возвращение? Вот уже и мой дом. Каблуки моих сапог твердо ступали по заснеженному асфальту. «Гололед такая гадость, неизбежная зимой. Осторожно, моя радость, говорю себе самой»,- тихо напевала я себе. И это было странно. Почему я слышу себя? Я должна слышать других, но невозможно слышать себя! Я – не другая! Я – это я. Почему же нас двое? Я и другой Я. Нет, надо гнать от себя эти навязчивые мысли! И вот опять! Как можно гнать от себя свои мысли? Кто от кого их гонит? Прочь, прочь от меня, глупые мысли! Так начинается шизофрения.