Сергей Юрченко - Гностикос

Фихте говорит: «Я устанавливает себя самого, и оно есть, в силу одного лишь этого установления благодаря самому себе; и обратно: Я есть, и оно устанавливает свое бытие, в силу одного только бытия». «Сознание, – рассуждает далее Наторп, – есть отношение, которое, как таковое, требует двух терминов и не может довольствоваться одним. Следовательно, если мы говорим, что у нас есть сознание самих себя, мы искусственно удваиваем то, что, тем не менее, само по себе должно быть абсолютно одним. Я (Наторп) делаю вывод: следовательно, объект акта, который мы называем самосознанием, должен быть уже не первоначальным Я, а производным». Какая прозорливость! Конечно, самосознание требует самоудвоения, но этот философ не знает, что с ним делать.

И тогда на помощь к нему приходит Гуссерль: «Должен признаться, что я абсолютно не мог найти это первичное Я, как необходимый центр отношения. Единственное, что я в состоянии заметить, - есть эмпирическое Я и его эмпирическое отношение к тем собственным переживаниям или к внешним объектам, которые становятся для него в данный момент именно предметами особого "обращения", тогда как "вне" и "внутри" остается еще много такого, чему недостает этого отношения к Я».

Именно так! Эти философы, сами того не понимая, констатировали два закона самосознания. То, что человек называет своим Я требует удвоения, но первичное Сознание в принципе неуловимо. Мы всегда имеет дело со своим оно , тогда как истинное Я оказывается периферийной сущностью. Сознание есть, но всякий раз, когда мы обращаемся к нему, мы автоматически получаем самосознание. И вот что говорит по этому поводу С. Прист: «Я есть индивидуальность, осознающая саму себя. "Саму себя" здесь отнюдь не употребляется голословно. Я имею в виду, что «Я» есть индивидуальность, которая осознает свою индивидуальность. Это необходимое, но еще не достаточное условие бытия в качестве «Я», ибо индивидуальность в принципе может осознавать саму себя, но не осознавать, что она и есть то, что она осознает. Тем не менее индивидуальность, не осознающая саму себя, не является «Я» (хотя она и является самой собой)». И далее этот философ заявляет: «А сейчас я хотел бы сделать радикальное предположение: сознание не существует. Различные виды опыта, разумеется, существуют, но как только мы перечислим все виды опыта, которые имеет человек, то слово "сознание" уже не будет схватывать абсолютно ничего. Сознание есть ничто вне опыта». «Всякий, кто глубоко занимается сознанием, входит в сферу парадоксальности, к которой невозможно привыкнуть», - заключает Мамардашвили. Кажется, западный ум вот-вот что-то поймет про себя, но этим феноменологистам и бихевиористам даже в дурном сне не приходила мысль Гаутамы об отрицании души. Экзистенциалисты, вроде Шопенгауэра или Сартра, много и охотно рассуждали о бытии как о переживании личности: мир есть проявление высшей Воли или мир есть ощущение самосознания, но буддистская иллюзорность мира им казалась безумной выдумкой. Больно ведь жить на белом свете! А боль не назовешь иллюзией.

Истинное и единственное Я можно уподобить зеркалу. Тысячи людей проходят перед уличным зеркалом, и оно отражает все эти тысячи лиц. Но у зеркала нет собственного лица, нет собственной сути. Само по себе зеркало пусто. Попробуйте увидеть эту пустоту. Вы всегда обнаружите нечто в этом зеркале, но это не суть зеркала. Экзистенция зеркала заключается именно в том, чтобы отражать в себе все и быть ничем.

Что видит младенец в первые часы, дни и месяцы своего рождения и мышления? Если Церковь, выступая против абортов, фактически исходит из постулата, что даже эмбрион обладает бессмертной душой, то некоторые психологи, понимая язык в примитивном лингвистическом смысле как средство мышления, отказывают не только зародышу, но ребенку в том, что у него наличествует самосознание-душа до тех пор, пока он не освоит язык. Мы отвергаем обе эти крайности. Язык не сводится к умению выстраивать мысли и произносить их. По Пармениду: если нет мышления, нет бытия.

Мы как будто различаем на субъективном уровне мысли и ощущения. По этой же причине в своем словоупотреблении мы говорим об идеях и о чувствах как о разных психических сущностях. Но что есть ощущение? Мы не только мыслим, но и видим, слышим и чувствуем одним и тем же языком. Именно в таком фундаментальном смысле говорил о Языке Витгенштейн. Чтобы видеть, нужен язык. Чтобы иметь язык, нужно мыслить. Чтобы мыслить, нужно иметь память. В такой последовательности первичной оказывается способность психики вообще отражать мир (ощущение), затем хранить в себе эти отражения (память), затем оперировать ими (мыслить). Это и есть Язык.