Но как отличить то, что принадлежит исторически определенной форме существования человека, от того, что принадлежит ему как человеку вообще?
Ответ на это может дать только дальнейший анализ той реальности, о которой выносится теоретическое суждение с точки зрения всей практики человечества. Последняя и выступает как единственный критерий, позволяющий уверенно отвлечь, аналитически выявить такое определение, которое выражало бы атрибутивно принадлежащую предмету форму его бытия.
Эмпирически-всеобщим фактом и во времена Смита – Рикардо, и во времена Маркса было бытие человека в качестве частного собственника. Таким же эмпирически-всеобщим фактом было и свойство труда создавать не просто продукт, а товар, стоимость.
Это эмпирически-всеобщее положение дел классиками политической экономии и фиксировалось в виде суждения «субстанцией стоимости является труд», – труд вообще, без дальнейших теоретических уточнений, выражающих как раз его конкретно-историческую определенность, внутри которой он только и создает не продукт, а товар, не потребительную стоимость, а стоимость.
И поскольку классики политической экономии вырабатывали абстрактно теоретические определения с помощью односторонне-аналитического метода, постольку они в итоге не могли понять, почему же именно труд выступает то в форме капитала, то в форме заработной платы, то в форме ренты.
Эта логическая задача, общая и для естественников XVII – XVIII вв. и для Смита – Рикардо, – по самой своей сути неразрешима. Первые пытались понять, как и почему атомы, частицы, монады своим сочетанием порождают то космическую систему, то тело животного; вторые – как и почему труд вообще порождает то капитал, то ренту, то заработную плату.
Теоретический синтез никак не получался ни у тех, [217] ни у других – и не получался именно потому, что анализ их не был конкретным, а расчленял предмет на равнодушные составные части, общие для любой предметной сферы или для любой исторической формы производства.
Труд вообще есть безусловно необходимое условие возникновения и развития ренты, капитала, заработной платы и всех других специфически капиталистических категорий. Но он же является и условием их небытия, их отрицания, уничтожения. Труд вообще столь же безразличен к бытию капитала, как и к его небытию. Он является всеобщим необходимым условием его возникновения, но не является внутренне необходимым условием, таким условием, которое одновременно есть столь же необходимое следствие . Тут нет формы внутреннего взаимодействия, внутренней взаимообусловленности.
В связи с этим пороком односторонне-аналитических абстракций, выработанных классиками буржуазной науки, Маркс замечает: «Перейти от труда прямо к капиталу столь же невозможно, сколь невозможно от различия человеческих рас перейти прямо к банкиру или от природы – к паровой машине» 2.
Перекликаясь с известным афоризмом Фейербаха: «из природы прямо не выведешь даже бюрократа», Маркс и с этой стороны подводит к тому же выводу: все трудности теоретического анализа и синтеза решаются реально на почве категории конкретно-исторического взаимодействия, взаимообусловленности явлений внутри определенного, исторически возникшего и развившегося целого, внутри конкретно-исторической системы взаимодействия.
Иными словами, и анализ-синтез, и дедукция-индукция перестают быть метафизически полярными, а потому и беспомощными логическими формами только на почве сознательно исторического взгляда на исследуемую реальность, на основе представления о любой предметной реальности как об исторически возникшей и развившейся системе взаимодействующих явлений.
Такой взгляд и дал Марксу в руки четкий критерий, согласно которому, опираясь на всю рационально понятую историю практики человечества, он уверенно разрешил [218] трудности, связанные с проблемой теоретического анализа и синтеза, теоретической дедукции и индукции.
В практике человечества, взятой во всем ее историческом объеме, Маркс и обрел критерий для различения эмпирического синтеза – и синтеза теоретического , аналитических абстракций, фиксирующих всеобщее эмпирическое положение дел, и теоретических абстракций , фиксирующих в своей взаимосвязи внутренне необходимую связь выражаемых ими явлений.
И если у Смита – Рикардо (и даже у Гегеля) чисто эмпирический синтез часто выдается за теоретический, если они постоянно выдают исторически преходящую форму явления за его внутреннюю структуру (за его вечную природу) и дедуктивно – из природы вещей – выводят оправдание самой грубой эмпирии, то метод Маркса выставляет строжайшие логические, философские преграды для подобных ходов мысли.
Читать дальше