Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

- Народное! – присвистнул Жорка, после чего собака трусливо метнулась в придорожные кусты. – Теперь всё добро капиталистическое. А это…

Жорка смачно плюнул в сторону сваленного бруса.

- …Один хрен сгниёт.

- Не твоя забота! – продолжал кипятиться старичок.

- Ладно, общественник, успокойся. Выпить хочешь?

- Выпить? Хочу. А это ты, что ли, Жорка?

- Ну, слава Богу, узнал.

- Чево ж мне хорошего человека не узнать? Чё выпить-то? Самогонка?

- Она.

- Это хорошо, потому что самогон у тебя знатный. Или ты какой другой принёс?

- Да нет, всё тот же.

- Тогда чё мы тут зря лаемся? Давай, да я пойду, а то время позднее.

- На.

- А сколько ты бруса взять хочешь?

- Если хочешь проконтролировать, тогда останься и посчитай.

- Да нет, я, пожалуй, пойду.

- Будь здоров. Собаку не забудь.

- А хороша у меня собачка?

- Ничего, старательный поц.

- Если хочешь, отдам как другу... всего за литр.

- Да нет, корми его сам.

- Как знаешь. Мильтон, домой!

- Вот тетерь можно и освежиться, - сказал Жорка, извлекая откуда-то из травы вторую бутылку, - а то чёрт его знал, как сторгуемся.

- А не проще было послать его в задницу? – спросил Сакуров, принимая пузырь.

- Ага, тебе нужен геморрой с милицией?

- Неужели он…

- Да за милую душу.

Сакуров только развёл руками, потом выпил.

- Уф! Однако интеллигентный старичок.

- Это ещё почему?

- Ну, собаку назвал в честь английского поэта. Только, мне кажется, он неправильно ударение ставит.

- Правильно он его ставит, потому собаку свою он назвал не в честь английского поэта, вечная ему память…

Жорка приложился к бутылке.

- …А в честь наших ментов, каковые есть не только мусора, но и мильтоны тож…

Таскать брус через низину даже на тележке оказалось делом чрезвычайно трудным. Жорка с Сакуровым по очереди волокли тележку за ручку и по очереди толкали и придерживали одновременно брус сзади. Тем не менее, с задачей они справились почти в запланированные сроки. Другими словами: десять брусьев до двух часов с копейками ночи приятели доставили по назначению. Сакуров предложил Жорке поработать ещё часок-другой, но Жорка отказался.

- Сдохнем на хрен, - заявил он. – Давай лучше брус спрячем.

- Зачем? – удивился Сакуров.

- Да чтобы никто не видел, а то ещё настучат.

- Могут? – снова удивился Сакуров.

- Могут, - сказал Жорка, и они поволокли брус к Жорке в сад.

- Кто? – кряхтя, спросил Сакуров.

- Да любой, кроме Петьки и Семёныча.

- Ни хрена себе…

- Так, вот сюда… Перекурим?

- Давай. Кстати, ведь этот брус на выброс?

- Ну.

- Тогда какой резон закладывать, если он всё равно сгниёт? И какой резон из-за стыренного хлама хлопотать железнодорожникам с милицией?

- Закладывать резон такой, что брус нужен всем, но не всякий его на себе притащить может. Обидно?

- Не знаю…

- Ясно. Тебе и мне это по барабану, а тому же Виталию Иванычу – серпом по яйцам. А насчёт милицейских с железнодорожниками хлопот резон такой: раз нам нужен брус, который всё равно сгниёт на хрен, но который официально никому брать не разрешили, то мы его берём как бы незаконно. А раз незаконно, то любой мент или любой железнодорожник может напрячь нас за это на дополнительные пол-литра или бабки. Впрочем, чего я тебе объясняю? Что, у вас в Сухуми ментов не было?

- Да были…

Сакуров вспомнил сухумских ментов с мордами, как у бегемотов, но даже при всей своей к ним неприязни не мог представить, чтобы какой-нибудь из них опустился до возни с бедным человеком, стащившим полугнилую шпалу для нужд подсобного хозяйства.

- Ладно, давай прятать остальные, пока не утро…

До кровати Сакуров дополз без чего-то три. Кости ломило, башка казалась чужой, словно её одну обработали обезболивающим средством, позабыв об остальном теле. Мысли внутри головы бродили лёгкие и тяжёлые вперемешку и по очереди. И получалась примерно такая картина мыслительного процесса на фоне общей анестезии в плане разделения эмоциональных нагрузок и с учётом сбоя первоначально заведённой последовательности. То есть, сначала в голову засыпающего Сакурова приходила лёгкая мысль вроде: сейчас засну и отдохну. Но не успевала эйфория лёгкости, тянущаяся за лёгкой мыслью на манер шлейфа, наполнить своим целительным содержимым все закоулки сознания, как следом за первой мыслью ползла тяжёлая типа: завтра припрётся Семёныч ни свет - ни заря, чтобы задолго до прибытия обожаемых им пастухов начинать готовить торжественную встречу. Затем происходил закономерный сбой, и в голову, отпихиваясь друг от друга, лезли сразу две мысли. Одна лёгкая насчёт отменного качества Жоркиной самогонки, а другая насчёт жалости по поводу её «окончания», в силу чего с утра придётся освежаться той дрянью, которую нынче принято называть водкой. Конечно, пастухи могли привезти и свой самогон, но Сакуров пробовал местный продукт специального назначения и остался от него не в восторге.