Герман Дейс - САКУРОВ И ЯПОНСКАЯ ВИШНЯ САКУРА

«Вы что, с ума сошли? – возмущались прежние попутчики. – Не могли побеспокоиться заранее, пока ещё в электричку не сели?!!»

«Да как же я мог заранее, когда меня только сейчас скрутило! – надрывался новый попутчик, протискиваясь к заветной двери. – Это мне ещё повезло, что здесь сортир оказался…»

«Повезло ему, как же! – неожиданно членораздельно произнёс второй новый попутчик. – Это он по запаху именно в этот тамбур нырнул с перрона, я сам видел!»

«Что значит – скрутило?!! – стала догонять пассажирка с исчезающей авоськой. – Так вы не по маленькому?!!»

«Да что вы так нервничаете, сударыня? – залебезил страждущий, таки втискиваясь в дверь доисторического сортира. – Ведь дело-то житейское…»

«Ничего себе – житейское! – орали уже из вагона. – Закройте двери плотнее, товарищи!»

«Господа! Я вас умоляю! Не надо плотнее! А то мы тут все задохнёмся!»

«Граждане, предъявите билеты для контроля!» - послышались отдалённые зычные призывы.

«Господи, как он пердит!» - волновалась первая гражданка, обмахиваясь корзинкой.

«На, хлебни!» - сердобольно предлагал ей попутчик.

«Да ещё эти, с билетами», - начал волноваться культурный, весной посетивший Европу.

«А ты что, заяц? – злорадно ухмылялся сердобольный. – Гляди, тут тебе не Германия, если штраф не отдашь – харю враз начистят…»

«Ну почему сразу и заяц? Я просто не успел купить билет, потому что…»

«А ну, предъявили билетики! Блин! Это кто срёт тут, зараза?!!»

«Стоять! Билеты с руками из карманов вынуть! Жив-ва!»

«Ты чё мне дубинку под рёбра тычешь, козёл?!!»

«Вася! А ну, арестуй этого, который срёт! Нет, что они себе тут позволяют, совсем уже!??»

«Я, видите ли, мадам, доцент кафедры прикладной ботаники в лесозаготовительном колледже, вот моё удостоверение ветерана движения шестидесятников…»

«Билет предъявите, уважаемый!»

«А за что я его арестую? Тут нигде не написано, что в сортире срать запрещается…»

«Так давай оштрафуем его за то, что он этот сортир взломал!»

«И ничего он его не взламывал!» - дружно встали на защиту пердящего попутчика прочие граждане и гражданки.

«Вот именно!» - солидарно поддакнули из вагона.

«Что – именно? Что – именно?!! А ну, предъявили билеты!»

«Ой, да, девочки, пошли быстрее отсюда…»

«Спасибо, товарищи, отстояли!» - высунулся из сортира облегчённый попутчик.

«Нет, родной, это тебе спасибо!»

«Скрутило его, видишь ли…»

«Согнать его на следующей остановке к чертям собачьим!»

«Можно подумать, от этого нам всем дышать здесь станет легче…»

«А вот когда я этой весной был в Германии…»

«Да заткнись ты со своей Германией!!!»

«Сдохнуть можно», - только и думал Сакуров.

В конце августа Сакурова первый раз обворовали. Когда он приехал из очередной поездки в Москву, то не обнаружил две лейки, купленные недавно на рынке и оставленные в душе, который Сакуров построил из подручного материала.

- Жорка, ты не брал мои лейки? – сунулся бывший морской штурман к своему пьяноватому другу.

- Соображаешь? – обиделся Жорка. – А тебе разве не говорили, дурню, ничего не оставлять на улице и в огороде?

- Кто ж их мог спереть? – переживал Сакуров. – Наверно, залётные?

- Не было тут никаких залётных, - буркнул Жорка, запахивая привезённую Сакуровым литру водки полой военного френча. – Свои взяли…

- Что ты говоришь? – не верил собственным ушам Сакуров. – А кто мог конкретно?

- Да кто угодно, кроме вековух, Семёныча, Виталия Ивановича и Мироныча. Ещё Иван Сергеевич со своей старухой на воровстве не поподался…

Себя с Варфаламеевым Жорка не считал.

- Надо же! – сокрушался Константин Матвеевич, покупал новые лейки, стал убирать на ночь шланг, валяющийся в огороде, а через неделю у него пропадали пассатижи, оставленные на срубе колодца.

- Жорка, ты не брал пассатижи? – снова бежал к приятелю Сакуров. Приятель в это время пропивал картошку в компании с Семёнычем, Гришей и Варфаламеевым.

- Достал ты меня своими пассатижами! – орал пьяный Жорка. – У меня у самого их двое спёрли…

- А у меня прошлым летом стянули газовый баллон и тиски! – победно сообщал Семёныч. – И я так думаю, что это твои, Гриша, дела!

- Не, это Жуков, - лениво отбрехивался потомственный браконьер.

- А, может, и Жуков, - не стал заводиться Семёныч.

«Чёрт бы вас побрал! – мысленно чертыхался Константин Матвеевич. – Что за люди – друг у друга всё подряд тырят… Ничего нельзя ни на улице, ни в огороде оставить…»

После истории с пассатижами Сакуров стал более тщательно следить за своими вещами, и вскоре был обвинён учительницей в краже её инструментов.