Константин Крылов - Притчи

Принцесса слегка вскрикнула и прикусила губу.

— Теперь нажми, — сказала тень. — Чуть медленнее, не сразу. Вот так, а теперь…

С грохотом распахнулось окно, и три высокие тени появились в спальне. Ночник погас, задутый ветром. Зазвенело стекло. С королевского ложа донёсся задушенный хрип. И — смех. Фортуна-Избавительница смеялась.

Но она уже ничего не слышала.

У этой истории есть, конечно, финал — но «всему же есть граница», и расписывать ещё и это я пока не буду, потому как весь пафос из пафосницы выскреб начисто. Хотя интересно будет ознакомиться с версиями читателей и особенно читательниц.

29 июня, 2003

Типа, притча. Об антисемитизме.

Было то в тридевятом царстве, в тридесятом государстве, вельми православном. Однако ж, и там были евреи, ибо где их нет?

И вот, собрался как-то некий еврей обратиться в Святое Православие, трудно сказать почему. Тем не менее, решение принял он твёрдое, а значит, «сказано — сделано».

И пошёл он, и пришёл он во храм, и увидел там попа большого: весь из себя такой суровый, с брадою лопатою, и лютым взором — истинно, служитель Божий.

Испужался еврей, да всё же переборол себя, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.

Поп же великий в ответ на это зело разнегодовался и начал вещать нечто вроде: «знаю я вас, жидов поганых, всё бы вам пролезть во святую церковь и там гадить… вечно-то вы злоумышляете против люда православного, крапивное семя… жид крещёный что вор прощёный… Вот не буду я тя крестить, гада такая».

Ну, еврей, понятное дело, оскорбился на такой ярый антисемитизм. Плюнул с горечью, да и ушёл в расстроенных чувствах.

Через некоторое время, однако, снова он решил креститься. Пошёл он в иной храм, и увидел он там попа малого: весь из себя такой умильный, бородёнка тоненькая, в очах сладость — истинно, служитель Божий.

Умилился еврей, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.

Поп же малахольный в ответ на это искренне обрадовался и начал вещать нечто вроде: «Очень, очень это замечательно! рад, рад за вас, что вы решились покинуть мерзкую и преступную веру иудейскую, и согласны прекратить пить кровь младенчиков, грабить нищих, и плевать на святое причастие! Ныне же тебя окрещу.»

Еврею, однако, и такой антисемитизм показался не сильно приятнее прежнего. Плюнул он, опять же, и ушёл, досадуя горько.

Однако, через какое-то время снова захотелось ему креститься. Пошёл он в третий храм, и увидел он там попа среднего: весь из себя такой незаметный, тихий, бородка аккуратная, весь скромный, непоказно смирный — истинно, служитель Божий.

Подумал еврей, подумал, да и подошёл, да и сказал: так, мол, и так, я еврей, хочу принять святое крещение.

На что поп пожал плечьми и ответил что-то вроде: «очень хорошо, коли решил — приходи завтра, окрещу тебя».

Еврей, понятное дело, переспросил на всякий случай: батюшка, говорит, еврей я, еврей, вот хочу принять святое крещение, неужели более ты мне ничего сказать не хочешь?

А батюшка опять плечьми пожал. Да и возьми да и скажи: «мне-то что с того? у нас несть ни эллина, ни иудея. Приходи на общих основаниях».

И вдруг почувствовал еврей, что вот тут-то он и есть — настоящий антисемитизм.

15 декабря, 2011

Миф о Сизифе у нас обычно излагают без лишних подробностей. Между тем, именно в детальках прячется суть. Восполним же эти пробелы.

Когда Сизиф со своим камнем стоит у подножия горы, этот камень совсем не велик. Так, булыжник, который и карман-то не особо тянет. Сизиф идёт почитай что налегке, и если бы не вздымающаяся перед ним гора — насвистывал бы. Но вид горы убеждает, что «это не прогулка».

А дальше происходит вот что. Камень начинает расти. Сначала его приходится нести на плечах. Потом — катить. Потом уже и катить становится затруднительно. Склоны крутеют, приходится всё больше времени тратить на поиски троп, и всё меньше — на камень.

В конце концов камень становится настолько тяжёлым, что даже могучий Сизиф не может катить его в одиночку. К счастью, на горе живут люди — пастухи и охотники. Некоторых удаётся уговорить, убедить, а то и припугнуть гневом богов. И они тоже впрягаются в общее дело и начинают катить камень вместе с Сизифом.

Естественно, на катящих камень смотрят как на идиотов — или, того хуже, как на злых колдунов. Горные племена осыпают катящих насмешками, а то и стрелами. Кто-то из катящих не выдерживает и уходит, зачастую прихватывая с собой чужие пожитки. Не раз Сизифу приходится просыпаться у потухшего костра в одиночестве — если, конечно, не считать общества камня. И приходится искать других пастухов и охотников, и посулами, угрозами и убеждением вовлекать в своё безнадёжное мероприятие.