В экономической теории Маркс затмевал Энгельса, хотя и в этой области младший друг начал свои занятия раньше старшего. В военной же науке Энгельс оставался единственным. Я всегда сожалел, что ему не довелось познакомиться с работами Дельбрюка о взаимодействии военного дела и экономики, начатыми в 1886 г. его сочинением о "Персидских войнах и бургундских войнах" и привлекшими всеобщее внимание в 1900 г. первым томом "Истории военного искусства", к сожалению, уже после смерти Энгельса.
Можно, пожалуй, сказать, что беседы Энгельса со мной тогда и потом, еще чаще, во время моего третьего пребывания в Лондоне, были настоящими лекциями на дому. Разумеется, это были не подготовленные лекции, а подробные, длительные разъяснения вопросов, становившихся предметом непринужденного разговора. При этом Энгельс никогда не говорил ни поучающим, ни высокомерно профессорским тоном, а всегда просто, по-товарищески отвечал на вопросы любознательного друга. Возникшие в ходе беседы, его разъяснения никогда не становились простым монологом, в котором участвовала только одна сторона.
Я думаю, Энгельс не был блестящим оратором. Я лишь несколько раз слушал его публичные выступления. И всегда это были только некоторые короткие замечания. По ним нельзя было судить о его ораторском даре. Но мне представляется, что он не был оратором, способным увлечь, ибо даже не испытывал потребности выступать на публичных собраниях. В этом плане я позволю себе сравнить себя с ним. Тот, кто умеет своим словом завладеть массами, тот чувствует в себе стремление говорить с ними.
235
И все же Энгельс был мастером слова, и не только в письменной форме, что общепризнано, но и живой речи. Это было видно во время дискуссий и обсуждений в его доме. Речь его текла легко и непринужденно, была всегда меткой и наглядной и, в зависимости от предмета обсуждения, либо страстной, либо шутливой, если не сказать "остроумной", хотя Энгельс ненавидел это определение так же, как и "великодушие". Его высказывания были всегда настолько же блестящи по форме, насколько значительны по содержанию. Казалось, он играючи находил всегда самые меткие слова, как и решающие фактические доводы. А какое множество фактов хранила его феноменальная память! Он разбирался во всем. А если не был знаком с предметом обсуждения, то не стеснялся сразу признаться в этом. И тем большее впечатление производило то, как редко у него появлялись поводы для таких признаний.
При этом он не считал, что знает факты, если не изучил их во взаимодействии. Об энциклопедических словарях он отзывался с презрением. И я не видел у него ни одного. Его можно было бы обидеть, назвав ходячей энциклопедией. Ведь энциклопедия - это лишь нагромождение не связанных между собой фактов. Хотя, правда, его знания можно назвать энциклопедическими, а его самого разносторонним ученым, который настолько хорошо разбирался одновременно в экономических, исторических, естественнонаучных, военных вопросах, что, за исключением Маркса, едва ли кто в то время был равен ему.
Я никогда не уходил из его дома без ощущения того, что он щедро одарил меня. Мой кругозор уже очень сильно расширился, когда я в 1880 г. после ограниченности столь замкнутой тогда партийной жизни в Вене окунулся в куда более широкую деятельность великой немецкой социал-демократии. Но мой кругозор в области науки и политики расширился бесконечно больше, когда я оказался в доме Энгельса. Если мой прогресс от Вены к эмиграции в Цюрихе можно было сравнить с прогрессом от деревни к крупному городу, то мой цюрихский кругозор относился к открывшемуся мне в Лондоне, как крупный город ко всему земному шару.
236
Но у Энгельса не всегда велись споры только о глубочайших проблемах человечества. Он был в высшей степени жизнерадостным человеком. Конечно, глубоко сочувствовал всем страдающим, страстно возмущался любой низостью. Он был великим советчиком и борцом, но при этом и смеющимся философом. Даже борьбе, если удавалось, он охотно придавал веселый оттенок. "Ничем другим нельзя лучше доказать противнику свое превосходство, чем удачно высмеяв его убожество", - говорил он. Он с удовлетворением отмечал, что немецкие корреспонденты газеты "Sozialdemokrat" не плакались и не ныли, а предпочитали насмехаться над наглой бездарностью германских властей. Это наполняло его гордостью за немецкий пролетариат.
Но Энгельс любил и безобидный смех, и не менее смешливы были его друзья. Он охотно рассказывал о своем прошлом, особенно о его забавных моментах. Но с такой же охотой он запевал песенку или просил об этом других. Больше всего он любил английскую песню "Брейский викарий", которую перевел для "Sozialdemokrat". В ней очень весело высмеивалась политическая беспринципность служителей англиканской государственной церкви. Но он охотно пел и песни, лишенные политического содержания, в особенности радостно-сентиментальные. Особенно часто я слышал из его уст старую студенческую песню "Крамамбули".
Читать дальше