Эмиль Бутру: Наука и религия в современной философии

Значит ли это, однако, что религия есть исключительно дух и жизнь, что она не может и не должна обнаруживаться в понятиях или каких-либо материальных формах? Каково действительное отношение духа к букве в религиозной области?

Фихте — философ, больше всего потративший усилий на то, чтобы развить спиритуалистический принцип, писал: Die Formel ist die grösste Wohltat für den Menschen, т. e. „формула есть величайшее благодеяние для человека“. Это значит, что для человека, состоящего из души и тела, дух не может реализоваться иначе, как воплотившись в какой-либо материи. Свет, говорит Мефистофель, не имеет права презирать тела:

… da es, so viel es strebt,

Verhaftet an den Körpern klebt.

Von Körpern strömt’s, die Körper mach tes schön,

Ein Körper hemmt’s auf seinem Gange*).

Удалите из религии всякий объективный элемент, и вы сведете ее к чему-то такому, что не отличается от индивидуальных измышлений, и что нельзя уже больше характеризовать, как религию.

В самом деле, нельзя допустить, чтобы в том вдохновении, которое преобразует жизнь, в чувстве, поднимающем людей над всем человеческим, в так называемой народной душе, в религиозном настроении, — в этих величайших исторических деятелях — не было ничего кроме чисто субъективных, чуждых интеллекту элементов. Ведь только в некоторых устаревших учебниках психологии душа человека составляется из единичных способностей, отделенных одна от другой непроницаемыми перегородками. Реальная душа едина; и в каждом своем проявлении она участвует вся целиком со своим интеллектом и воображением, со своей волею и духовной активностью.

Поэтому то сосредоточение в себе религиозного духа, которое выражается в идее религии без всяких символов, есть не конец, а лишь определенная фаза развития: это условие нового подъема.

Вообще, дух освобождается от данной формы лишь для того, чтобы искать себе иной. Он сбрасывает форму, начинающую его стеснять, и облекается в форму, лучше выражающую его внутренний прогресс и те новые условия, в которых он находится. В этом смысле Кант указывает, что практический разум сначала эмансипируется от порабощающих его эмпирических законов, затем выдвигает понятие долга, ка& непосредственное выражение своей воли, и наконец ищет средств, позволяющих превратить всю жизнь человеческую в осуществление этого понятия.

Религиозный принцип не смешивает себя с теми формами, в которых он выражался в прежнее время. В противном случае он имел бы тысячу противоречивых свойств, он был бы немыслимым. Он все более и более раскрывается, как постулат реальности, возвышенности и творческой мощи духа.

Носителем религии в наше время является сознание. Из внешней и материальной вещи она превратилась в жизнь внутреннюю; она есть активность души человеческой: как души индивидуума, так и тех социальных, все более и более широких душ, которые сама она способна создавать из душ индивидуальных. В настоящее время эта эволюция, которой религия обязана главным образом усилиям мистиков, закончена. Но и сам мистицизм разделяется на мистицизм пассивный и активный. Первый довольствуется удалением от мира и созерцанием Бога; второй в недрах самого Бога любит, желает, излучает свет. Но для того чтобы реализоваться вовне, надо думать и действовать, Вот почему действительно неотделимы от религии те два элемента, которые она всегда присоединяла к чувству, т. е.: верование и обряды.

Откуда берутся те образчики мысли или категории, при помощи которых, интеллект подмечает, воспринимает явления? Когда говорят, что они создаются совместным действием разума и явлений, то, очевидно, вместо объяснение предлагают простую метафору. Равным образом — и еще с большим основанием— должны мы признать, что изобретение гения, которые не только превосходят факты, но и господствуют над ними, изменяют их и творят, создавая недостижимые для них образцы, — что такие изобретение никак нельзя рассматривать, как механическую равнодействующую данных явлений. они также представляются человеческому уму как бы последствиями общение с некоторой высшей реальностью..

Откуда, спрашивает Шиллер, приходила та таинственная дева, которая каждую весну изменяла природу и сердца?

Sie war nicht in dem Tal geboren.

Man wusste nicht woher sie kam 60).

Подобным же образом и религиозное вдохновение выражается в таких формах, которые в наших глазах неизбежно выходят за пределы опыта, так как они заключают в себе самый источник бытия и жизни и представляются нам откровениями. Сознательное „я“ неизбежно видит в них откровения: они могут на него действовать, они вообще существуют для него лишь постольку, поскольку им приписывается сверхъестественное происхождение.