БЕННО ХЮБНЕР - ПРОИЗВОЛЬНЫЙ ЭТОС И ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ ЭСТЕТИКИ

Это Другое, по-видимому, может выступать в каче­стве метафизически фундирующего ДРУГОГО, кото­рое, будучи тотальным и тоталитарным, определяет не только обращение людей с божествами, но и вообще от­ношение человека к миру, другим людям и вещам. Это может быть и Другое, избранное самим Я; причем даже самостоятельно избранное Другое может определять Я в его чувствах и действиях, подобно сильному религи­озному ДРУГОМУ, которое имплантировано посред­ством воспитания и имеет Я в своем распоряжении. Пре­имущество (или недостаток, в зависимости от точки зрения) самополагания Другого и установления цели состоит в том, что они, будучи самостоятельно опреде­лены, легче могут быть либо вновь низверженными, либо скрытыми от Я, либо по мере их осуществления делать­ся излишними. При этом важным оказывается то, в ка­кой мере Другой действен для Я в качестве ДРУГОГО, т. е. в степени овладения Я Другим, овладения, которое порой может принять клинические формы.

Считаю важным провести различие между этосом и моралью, поскольку только оно поможет разъяснить, по­чему сильный метафизический ЭТОС способен обес­ценивать моральные законы, причем в тех случаях, ког­да ЭТОС нарушается не только людьми, не являющи­мися его представителями, но даже и самими привер­женцами этого ЭТОСА 6. Сильный ЭТОС всегда леги-

[31]

тимировал исключение плюрализма мысли (гетеродоксии), иноверия и неверия, тогда как в универсальной этике или морали, которые не обременены каким-либо определенным субстанциальным ЭТОСОМ, запрет на убийство касается всех, и, если кто-либо убивает, он берет преступление на себя и должен сам нести ответ­ственность, не сваливая вину на свой ЭТОС, своего БОГА, своего ДРУГОГО 7. Сейчас нет нужды в подроб­ном рассмотрении национал-социалистического этоса господствующей расы, который функционировал тем лучше, чем исправнее в морально-этическом плане люди действовали в рамках этой системы в смысле соблюде­ния и исполнения таких вторичных добродетелей, как дисциплина, послушание, надежность и др.

Но особенно важным я считаю различение этоса и морали потому, что в результате его проведения стано­вится очевидно, что недостаток ЭТОСА/этоса не обя­зательно означает нехватку или отсутствие морали. Взы­вание к метафизике, к метафизически обосновываемой этике, звучащее вновь и вновь (здесь я имею в виду ста­тью Грэфин Дёнхофф 8по поводу эксцессов насилия сре­ди молодежи), имело бы для меня смысл лишь в том случае, если бы эти юноши хотя бы в минимальной сте­пени обладали этосом. Тогда они не слонялись бы изо дня в день и в поисках того, как убить время, не убивали бы людей. Причем речь идет не о метафизическом обо­сновании этики или минимального этоса, но об их им­плантации в людей, и это вопрос воспитания, «окультуривания латентной готовности к насилию» (Сафрански) 9. Кстати, палестинско-израильские и хорватско-сер-бско-боснийские отношения являются примерами того, что местные конфликты, обусловленные, конечно, мно­гообразными факторами, можно легче решить на осно­ве идеологически дезинфицированной дискурсивной этики или морали, т. е. без контрарных метафизико-эти-

[32]

ческих эмфатизаций* религиозного или этнического рода. Аргументы, доводы разума едва ли имеют доступ в головы одержимых ЭТОСОМ. Поэтому разрушение или утрата конкретного эмфатизированного ЭТОСА оз­начает успех всеобщей гуманной этики. Впрочем, Нэйл Постман также потребовал если не новой метафизики, как Грэфин Дёнхофф, то все же чего-то подобного, а именно, нового Великого Повествования, и это уже пос­ле того, как меганаррации прямиком и, пожалуй, навсегда отправлены в отставку. Такое повествование, обязатель­ное для всех, должно указать на наше местонахождение в истории человечества, на наше происхождение и цель нашего дальнейшего движения для того, чтобы не поте­ряться в потоке информации, провоцирующем тоталь­ное отсутствие ориентиров и какой бы то ни было уве­ренности. При этом, пожалуй, не так уж важно, верна ли такая история, и, если кто-то должен ее выдумать, успех ей гарантирован, поскольку прав Постман 10, говоря, что на свете еще не было идеи настолько глупой, чтобы она не нашла какого-нибудь профессора, верящего в нее.

Уже из этого краткого изложения видно, что я наста­иваю прежде всего на различии между ЭТОСОМ/этосом, с одной стороны, и моралью и этикой, с другой, причем различие между последними — моралью и эти­кой — для меня не столь существенно. Хотя стоило бы более строго определить и это различие. Так, при дефи­ниции понятия морали имело бы смысл ограничиться общими нормами регуляции совместной жизни людей в широком смысле слова, когда для субъектов, консти­туирующих правила совместной жизни, характерно об­разование соответствующего человеку Я-простран­ства 11. Понятие этики нужно было бы употреблять в бо-