БЕННО ХЮБНЕР - ПРОИЗВОЛЬНЫЙ ЭТОС И ПРИНУДИТЕЛЬНОСТЬ ЭСТЕТИКИ

[21]

дывается в указанную дихотомию и данная книга. Марквард, как и большинство философов и поэтов Нового времени и наших дней (от Баумгартена, Шлегеля, Шил­лера, Гете, Бодлера, Ницше, Киркегора до Адорно, Лио­тара, Ваттимо, Вельша и др.), рассматривает эстетику в качестве следствия и компенсации распада метафизи­ки, как следствие расколдовывания модерна, требую­щего нового околдования искусством. С другой сторо­ны, он ратует за полимифы, обычаи, историю, чтобы найти противовес метафизическому остыванию и от­чуждению, утрате интимного отношения сегодняшнего человека к миру 5.

Поскольку Бог как Троица Истины-Добра-Красоты уже не является для человека мерилом того, что есть ис­тинное, доброе и красивое, решаются эти вопросы по ус­мотрению самого человека. Если бы не было автономно­го, мета-физически открытого человека, который должен теперь сам определять, что ему делать со своей мета-фи­зической энергией, человека, столкнувшегося с апориями по экзистенциальным вопросам о том, для чего жить, что делать и как поступать, то не было бы и этиков, стремя­щихся помочь ему этично преодолеть эти апории. Равно как не было бы и эстетиков, советующих ему эстетически компенсировать неразрешимость его апорий. Этими апо­риями, разумеется, смущены отчасти сами этики и эсте­тики (первые, пожалуй, меньше вторых), так что их уси­лия тоже направлены на освобождение от собственной озадаченности. По мере достижения этой цели професси­оналы по этике находятся в поиске некоего фундамента, пригодного не только для своих собственных поступков, но и релевантного для других. Эстетики же легитимиру­ют разные типы эстетической компенсации этического пораженчества. Идеологический крах триединства Исти­ны-Добра-Красоты нашел свое выражение в том, что вме­сте с потрясением основ ИСТИНЫ (онтологии) и утра-

[22]

той достоверности больше нет предписанною человеку ДОБРА (этоса), а также, как следствие, нет вполне оп­ределенного, заданного ИСТИННО-ДОБРОГО, на ос­новании которого он способен построить чувственно-сверхчувственную, «осознанно чувственную» КРАСО­ТУ (эстетику) (Рудольф Липпе) 6. После этого идеоло­гического распада профессиональному этосу этиков, пожалуй, свойственно то, что они хотят отменить эти­ческое освобождение автономного человека от обязан­ностей посредством возложения новых обязанностей. Причем они не опротестовывают традиционные мета­физические позиции (хотя и такое имеет место), как это свойственно профессиональному этосу эстетиков, утверждающих тотальную автономию эстетики. Поэто­му среди профессиональных этиков немного предста­вителей автономной индивидуальной этики прихоти [Beliebigkeitsethik] (делай, что хочешь, что тебе нравит­ся), как и среди профессиональных эстетиков немного таких, которые усиленно занимались бы эстетикой ис­тины или обязывающей содержательной этической эс­тетикой.

Декорации в обоих лагерях вполне известны: они пес­тры, в них царят плюрализм, релятивизм, иррациона­лизм, индивидуализм, субъективность, несоразмер­ность, эксгибиционизм, гетерогенность, самоутвержде­ние, прокламация, универсализм и т. д. Даже в области этики, там, где речь идет или, по меньшей мере, должна идти ( должна бы исходя из самопонимания этики!) о создании объективной общеобязательности, нет един­ства в том, как можно сделать обязательными для каж­дого моральные или этические нормы. Пестрота деко­раций, в сущности, свидетельствует о правоте тех, кто настаивает на прихоти, и неправоте тех, кто говорит об обязательности, общепризнанности, объективности. Прежде всего там, где требующие проверки на ложность

[23]

высказывания вступают в область бытия с такими же бойкими претензиями на истинность и значимость, как и верифицируемые выражения, где во ИМЯ кого-либо или чего-либо - поскольку эти ВО ИМЯ все еще име­ют место — терроризируют людей (этический аспект); в эстетической области тот же террор, причем не только фиктивный, представляется оправданным жаждой силь­ных эстетических эмоций и сенсаций. О других основа­ниях редукции прихотей я выскажусь позже. Ранее я употребил модальность должна была бы и намереваюсь обосновать это должна была бы не столько и не только тем, что при условии безграничного господства пристрастий хаос вырвется на свободу. If «anything goes» 7, nothing goes* .Разумеется, если бы мы обязаны были желать хао­са, который навязывался бы «большинством», мне ни­чего не оставалось бы как продолжать жить в согласии с собственным разумом и совестью, чтобы по крайней мере умереть «с достоинством» 8(Катарина Шрайбер).