Здесь я пытаюсь осмыслить не весь спектр сопряжения “философия — религия”, но только осмыслить сопряжение философского и религиозного понимания бытия, бытийной установки.
В “возможности — бытии” Николая Кузанского нет (хотя постоянно маячит на горизонте) той насущности бытия, что реально и возможно только для “малого” особенного индивида, для личного ума.
Скажу еще раз — эти сверхсжатые экскурсы в историю философии, — даже не экскурсы, а философские формулы — энигмы (загадки), конечно, не должны что‑либо доказывать или иллюстрировать; они необходимы автору как предмет размышления о том, “что есть философия?” и, надеюсь, — внимательному читателю — как исходная установка на философское размышление.
Но все же: только в XX веке онтология возможностного (бесконечно возможного) бытия значима в собственном смысле и может быть осмыслена философски — в философии культуры. В итоге — спиральное взаимопредположение индивидуального ума и всеобщего разума достигает предельного напряжения (в идее произведения как идеи философской) и тогда грань “философия — религия” становится специальным и осознанным предметом разумения.
Об этом пограничье — детальнее — “От наукоучения — к логике культуры”.
Голосовкер Я. Э. Логика мифа. М., 1987. Однако для Голосовкера нет превращения разума — в воображение (искусство) и воображения — в разум. В “Логике мифа” абсолютный разум и абсолютное воображение просто тождественны. Но это действительно — логика мифа.
В XX веке сама “вертикаль” понимается как одновременное общение в двух взаимоперекрестных измерениях: общение раз — личных личностей различных исторических культур и — общение различных, по идее — бесконечно — возможных — форм разумения.
Предполагаю, что XX век углубляет эту перипетию. Философские книги сознательно жертвуют своим статусом произведения во имя понимания извечного бытия “как если бы …” оно было произведением, формировалось в зазоре многих — авторско — читательских, вопрошающе — отвечающе — вопрошающих Разумов.
Обращение “разум — воображение” неповторимо в каждой культуре и поэтому формально “необобщаемо”. Так, в античности обращение всеобщего воображения во всеобщий разум осуществляется в двоице идей (эйдос — акме) и произведений (трагедия — философский диалог). В средние века схоластико — мистическое обращение кристаллизуется в “бытии — в(о)круге — храма”, в шедеврах Мастера. В Новое время философия живет в обращении идеи — как образа и как понятия, в котором рождается и неисчерпаемое нечто мысленных экспериментов Галилея и Гамлетов некто романного времени.
См. В. С.Библер. Самостоянье человека. Предметная деятельность в концепции Маркса и самодетерминация индивида. Кемерово, 1993.
Впрочем, в стороне оставлены также попперовские историко — философские экскурсы. Мне кажется, что и понимание рационализма, и анализ идей Канта, и обоснование эмпиризма — очень неточно и сомнительно. Но это действительно — специальный вопрос.