Александр Панарин: В каком мире нам предстоит жить?

Необходимо поставить вопрос: почему коммунистической России удалась роль просвещенческого центра Евразии, а посткоммунистической России, выступающей с либеральными лозунгами, это явно не удается, как не удается это и западному либерализму?

Думается, главная причина здесь коренится в том, что современный европеизм, провозгласивший «конец истории», разучился вдохновлять человечество большими историческими перспективами. Он все больше обращается к «избранным», объявляя остальных «неадаптированными», а значит – безнадежными.

В постсоветском пространстве либерализм выступил в значительной мере как идеология реставрации, так как вместо обанкротившегося коммунистического эксперимента он предложил возврат к капитализму. В Западной Европе такой реставрационный ход никого не шокирует, так как капитализм там со времен Просвещения отождествляется с естественным состоянием, а «экономический человек» – с естественным человеком. Но в не-западных цивилизационных ареалах капитализм и либерализм вовсе не воспринимаются как естественные. Напротив, зачастую они оцениваются как импортированные феномены, навязываемые остальному миру в корыстных экономических и геополитических целях.

Если в ближайшем будущем в европейской и мировой культуре не произойдет новой реабилитации истории – открытия новых формационных возможностей человечества, то поражение Просвещения представляется неминуемым. На месте больших суперэтнических пространств будут формироваться малые этнические пространства, плохо совместимые друг с другом, заряженные перманентной конфликтностью. Вместо людей, готовых к определенным жертвам и самодисциплине во имя будущего, то есть к накоплению в широком смысле слова, станут задавать тон сиюминутно ориентированные люди, временщики и прожигатели жизни, не способные выстраивать иерархию целей, интерпретирующие либерализм исключительно как потакание безудержному гедонизму и реабилитацию вседозволенности.

Все это порождает парадокс, с которым уже сегодня сталкивается мировая цивилизация: современность, лишенная строгой нормативной базы и большой исторической мотивации, становится разлагающей средой, и при столкновении более «современных» обществ с архаичными зачастую выигрывают и в дальнейшем будут выигрывать последние.

Дискредитация России в Евразии связана с тем, что Россия не смогла расстаться с коммунизмом самостоятельно, на основе собственной культурной традиции, не смогла противопоставить ему новую большую формационную идею. Начав задыхаться в объятиях обанкротившегося коммунизма, Россия снова обратилась за помощью к Западу, подтвердив тем самым его социокультурное превосходство над собой, его гегемонию. Именно эта гегемония в области духа и ценностей предопределила и геополитическую гегемонию Запада по отношению к постсоветской России.

Поэтому надо прямо сказать: сохраняя свою духовно-идеологическую зависимость от Запада и разделяя с ним его неверие в Историю и в возможность нового планетарного формационного сдвига, Россия не сможет восстановить свою роль интегрирующего центра в постсоветском пространстве. Сразу после 1991 года Россия не ставила перед собой такой цели: она надеялась раньше других стран СНГ и даже в обход их попасть в «европейский дом», предоставив оставшиеся части постсоветского пространства их собственной судьбе. Однако эта геополитическая безответственность дорого обошлась России. Ее не только не приняли в «европейский дом», но и пытаются осуществить ее блокаду и изоляцию в самом постсоветском пространстве, организованном на антироссийской основе. Тем самым Россию возвращают к необходимости заново определить свою геополитическую позицию в Евразии.

Рассмотрим два возможных сценария: Россия в условиях отсутствия большой формационной идеи и при ее наличии.

1. Мы исходим из того, что элиты вновь образованных государств не могут вести себя в духе перманентно длящегося статус-кво. В условиях явно ухудшающегося социально-экономического положения им придется изобретать мобилизующие политические мифы, которые не смогут не носить антироссийского характера. Ведь и сам процесс формирования новых суверенитетов является процессом дистанцирования от России, выходом из сферы ее влияния. В то же время ресурсная и инфраструктурная зависимость от России в большинстве случаев сохраняется. Отсюда стратегия новых правительств: претензия на экономическую и нередко военную помощь России при повсеместной готовности обвинить ее в империализме и гегемонизме.