Владимир Гаврилов - Третий путь

Потом наступил следующий день. Это сейчас в России после победы демократии ввиду нерентабельности во всех малых городах, про деревни уж и помолчим, позакрывали кинотеатры. Людям, которых пока еще миллионы, кинотеатры и фильмы не нужны, это не так креативно. А тогда, в этой деревне по выходным в клубе показывали фильмы. Киномехаником был восемнадцатилетний рыжий парень. Крутили какой-то фильм, и к нам, стайке четырнадцатилетних пацанов, вышел его младший брат. Гордо выдал нам на просмотр обрезок цветной кинопленки с 5-6 кадрами из фильма. На кадрах красивая полуобнаженная молодая цыганка танцевала перед своим любимым. А поздно вечером на пригорке далеко за деревенскими домами ослепительно полыхал Млечный Путь и по небосводу плавно плыли сверкающие точки, к большинству из которых на тот момент имела отношение наша тогда еще великая страна. Моя попытка показать спутник и обнять девушку, а потом прижаться к ее щеке была со смешками, но решительно отбита. В деревне все у всех на виду. Не каждый возьмет в жены девушку с дурной репутацией…

А на чердаке у дяди Кости у окна стоял старенький диван и на полу лежали аккуратно сложенные подписки за много лет журналов «Крокодил» и «Наука и жизнь». Среди ларей и мешков с сушеными в печи яблоками, грушами и грибами стоял огромный мешок белых тыквенных семечек, которые прокалились в печи и были присыпаны солью. Старшие чего-то хлопотали по хозяйству, а я многими днями на долгие-долгие часы погружался в эти бумажные залежи и вокруг росли кучи из прочитанных журналов и тыквенной шелухи… Одуревший от чтения выйдешь на крыльцо, сядешь, а под ногами вертится любимица тети Шуры, которой очень нравилось, чтобы ее гладили по спине и голове. Обычная белая курица… А вот когда какую-нибудь курицу надо было к столу подавать, то дядя Костя не мог лишить ее жизни. Это была обязанность тети Шуры. Как-то поневоле наблюдал, как тетя Шура в саду на специальном столбике острым топориком ловко отделила голову у пестрой несушки. Курица забила крыльями и, брызгая кровью, смогла пробежать с десяток метров по огороду.

И напоследок, чтобы закончить первый рассказ. Уже незадолго до смерти матушка моя рассказала, что ее отец работал в городе на заводе. В 37 году его арестовали по доносу. Мою мать, как дочь врага народа, определили в детдом. Ей было 8 лет. Вскоре из детдома ее забрал дядя Костя. Его часто не было дома, он выезжал на фермы и по вызовам. Тетя Шура при этих отъездах бранила мать и попрекала, что сидит у них на шее. Однажды, когда моя мама полоскала зимой белье у проруби, на душе было так тошно, что мать чуть не сиганула в омут. Спас ее какой-то Володька, просто проходил мимо и она удержалась...

И вспомнил я, что видел в свечении тети Шуры в определенном месте светового кокона темную отметину.

Те же отметины в свечении на сходном месте видел я у мужичка, который приходил к соседям тети Шуры и очень ловко зарезал и разделал крупного кабана и еще у одного человека – деревенского охотника.

Это отметка тех людей, которые могут нести смерть живому на нашей планете. Это отметка тата.

Сергей, сосредоточенно слушающий рассказ Виктора, вдруг обернулся к нему и с искренним удивлением заговорил:

– Витя, интересная штука сейчас в памяти у меня всплыла. Ты заговорил про свечение у людей и тёмные отметины в этом свечении – у охотника, у мужика, который режет кабанов и у тёти Шуры.

Интересно, причём очень…

А знаешь, Витя, я был недавно на юбилее у своего друга, очень достойного человека. Мужик из спецназовцев, служил в ГРУ. Собралось на пьянку десятка два человек, из разных контор, только я и еще несколько человек со стороны. По нашей шутливой терминологии, получилось сборище чеченов . Одних я знал, с другими познакомились. Как водится, выпили хорошо и закусили плотно.

Зашел на огонек чуть позже еще один гость. Сейчас он полковник и ещё служит. А в давние времена, ещё в первую чеченскую войну, он в рейдах за медицину отвечал. Так вот, очень редко в серьезных, важных рейдах, после допроса языков или если их кто заметил на дороге или там в лесу, свидетелей требуется убирать. Иначе рейд прервется. Говорят, есть традиция тянуть по этому поводу жребий. А вот тот, полковник, в те времена при форс-мажорах на это дело шел сам и добровольно... Ножичком – чик, и готово…