Владимир Гаврилов - Третий путь

Вокруг деревни среди лесов лежали огромные поля, распаханные и засеянные. В самой деревне было больше трехсот домов, пересекающиеся под прямым углом улицы, большая школа и клуб, выложенные из силикатного кирпича. Где-то были МТС, магазин и медпункт, баня, большая ферма, но в тот край деревни я за ненадобностью ни разу не ходил. Каждый дом в деревне выходил на улицу парадным деревянным фасадом с 2-3 окнами и глухим, очень добротным забором, сколоченным из вековых досок. В этот забор врезались двухстворчатые ворота и калитка, запертая на щеколду. И это было более чем оправдано. По разбитой улице, среди огромных луж, не обращая внимания на трактора и стайки детишек, в свободном режиме как танки медленно шли свиньи по 150 килограммов. Они забредали на пустыри и пятаками разрывали ямы, поедали какие-то свои корни и траву. Лежали рядом друг с другом и лениво похрюкивали. Я увидел, как свинья решила почесаться о столб освещения - лампочка с абажуром тихонько раскачивалась. По улице с деловитым гоготом шастали стайки огромных гусей, гуляли индюки. За забором у дяди Кости был большой внутренний двор, слева был низкий длинный сарай, справа дом. Во дворе в пыли кудахтали, что-то разгребали и склевывали куры. Среди кур разгуливал красавец-петух. В сарае был устроен курятник, где на жердях-насестах в несколько ярусов спали ночью куры, стояли кормушки с зерном, поилка и на помосте лежало сено. Оттуда из укромных уголков каждый день тетя Шура собирала яйца. В середине сарая через тамбур можно было пройти в помещение к корове, а справа от тамбура жили две хрюши. Именно жили, сразу у входа под ногами лежал навоз и стояла кормушка, а дальше на помосте из досок - чистое сено и на нем лежаки. В сарае лежали и висели инструменты – косы, серпы, лопаты, топоры и пилы. Некоторым из них были уже сотни лет, на железе стояли клейма кузнецов, темные деревянные рукояти отсвечивали блеском от солнца, бьющего в узкое и затянутое паутиной стеклянное оконце. В доме было три комнаты, большая кухня с русской печью, добротная лестница вела на чердак. К дому как-то боком была пристроена веранда, которая вместе со штакетником и калиткой отделяла внутренний двор от огромного сада. Сразу за калиткой был летний душ, аккуратный и чистый туалет, компостная куча и стожок сена. В саду ровными рядами стояли кусты смородины, крыжовника, малины, между ними росла картошка, подсолнухи, овощи и цветы. Стояло пять ульев. Яблони, груши и сливы – без счета, разного возраста. На многих деревьях были привиты ветви разных сортов, а на одной из яблонь была ветвь с грушами. Это была вотчина дяди Кости, где он находился часами.

Каждый день летом в деревне начинался одинаково. Рано утром, часов в 6 утра тетя Шура вставала, растапливала печь, ставила варить картошку в огромных чугунах, доила корову, толкла картошку вместе с сечкой и кормила свиней. Часам к восьми открывались калитки во всех домах и коровы неторопливо выходили и чинно шествовали с пастухом за деревню на пастбище. Дальше свиньи, гуси, люди через открытые калитки расходились по своим делам. По традиции коров пасли пастухи, назначаемые поочередно от каждого из домов. В один из дней это был дядя Костя, с ним увязался и я. Стадо за деревней вошло в лесок и по многочисленным тропкам через километров 5 подошло к лугу. На краю луга было озерцо с песчаными берегами и рос огромный дуб. Коровы остановились и часа 2-3 лениво щипали траву и задумчиво пережевывали свою жвачку. Дядя Костя достал из холщевой сумки бутыли с молоком, вареные яйца, хлеб. Пообедали, а потом он рассказал историю о нашем общем предке. Дело было еще при царе, лет за 50 до революции. Родился он дворянином, у родителей было поместье и достаток. Влюбился он в красивую, но простого происхождения девушку. Влюбился взаимно. Но родители встали на дыбы. Короче, девушка утопилась. А предок прожил почти до 90 годов, но так бобылем и остался. Род наш через его брата дальше пошел. Дядя Костя, когда маленьким был, видел этого бобыля стариком. А мама мне потом, уже через много лет, его могилу показала… Вот такие истории слышал я на пастбище.

А вечером после пастбища сели мы за стол, опрокинули старшие по стопочке, потом еще. И за столом пошли рассказы про бабушку моей мамы, которая узнала, что дед решил на скотобойню сдать старую корову и два дня болела, а потом, когда за коровой пришли и проводили ее по двору мимо бабушки, из больших коровьих глаз потекли слезы. И как бабушка корову отбила у мясников и не сдала на бойню. Вместе они рядом каждая свой век доживали…