Артур Мортон - Английская Утопия

В противоположность «Большим Леденцовым горам», проникнутым пассивным и отрицательным настроением, «Рай бедняка» может быть назван произведением позитивным и активным. Это тоже Кокейн, с некоторой долей старых фантастических элементов, но с добавлением к ним элементов классовой борьбы, хотя и несколько анархического стиля. Так, например, в первой песне читаем:

В «Рае бедняка» иное звучание:

В «Леденцовых горах» читаем:

Тогда как в «Рае бедняка»:

Кроме того, легко увидеть, что в «Рае бедняка» в понятие праздности вкладывается новый и более революционный смысл — тут уже говорится о перевороте в положении классов:

Наиболее разителен контраст в заключительных стихах. Вместо довольно развязно жалкого тона в «Леденцовых горах»:

мы в «Рае бедняка» читаем:

Таким образом, идея страны Кокейн, попав к деклассированным элементам в среде бродячих рабочих, утратила присущие ей мотивы классового протеста, тогда как подхваченная людьми, создавшими организацию «Индустриальные рабочие мира» с ее непревзойденной летописью упорной и бесстрашной борьбы, эта идея и лежащие в ее основе неизменные мотивы еще более развиты и обогащены благодаря соприкосновению с современным социализмом.

В самом деле, при всей фантастичности своей формы Кокейн предвосхищает некоторые основополагающие концепции современного социализма. Социализм, если понимать под ним не академическое изготовление схем, должен вырастать непосредственно из желаний и надежд народа. Оттуда он черпает свои жизненные силы, актуальность и уверенность в конечной победе. Бесклассовое общество — это Кокейн, осуществленный при помощи научных знаний. Социализм находится в согласии со «Страной Кокейн» прежде всего в отношении веры в то, что изобилия можно достигнуть, и притом без нескончаемой и мертвящей душу тяжелой работы. Наивная и живописная форма, в какую облеклось в литературе о стране Кокейн это безусловно правильное убеждение, объясняется невозможностью в те времена, когда она появилась, даже частично претворить ее в жизнь из-за низкого уровня техники средневекового производства. Покорение природы только начиналось, и поэтому окончательное торжество человека над ней можно было себе представить лишь как результат волшебства, в символическом плане. В этом смысле «Страна Кокейн» представляет начало диалектического развития концепции Утопии, нашедшей свое кульминационное выражение в самом крупном и самом социалистическом произведении этого типа, а именно в «Вестях ниоткуда» Уильяма Морриса. Эта книга как бы вобрала в себя все богатство и весь опыт философских утопий, появившихся за весь предшествующий период, и заново связывает их с оставленными без внимания, но не умирающими надеждами народных масс. Одна из основных задач данной работы состоит в том, чтобы проследить, как развивался этот первоначальный образ в по следующей истории английской утопии.

Мы должны будем коснуться еще одного важного вопроса: нам предстоит выяснить, как мыслились в Кокейне взаимоотношения между человеком и природой. Как мы уже видели, люди в средние века очень ясно отдавали себе отчет в том, что находятся в состоянии борьбы с внешней средой. Они глубоко чувствовали враждебность мира, краткость и превратность человеческой жизни. Человек считал себя чужестранцем, временным гостем, переходящим из мрака в сумерки, чтобы снова погрузиться во мрак. Ужас перед этими потемками жизни лишь слегка просветляла церковь, обещавшая людям небесную жизнь, но тут же, угрожая адом, делала этот мрак еще более непроницаемым и жутким. В этом источник чувства ограниченности духовных сил человека, нашедшего свое выражение в догмате о первородном грехе. Церковь рассматривала человека и природу как две отдельные и противоположные силы и считала, что долг первого — противостоять как внешнему миру, так и всему мирскому в самом себе. Борьба человека со всем мирским вне и внутри себя была, по мнению церкви, тем единственным средством, которое не давало ему снизойти до положения животного; церковь утверждала, что при той человеческой природе, какой она есть в действительности, самое большее, на что было бы разумно надеяться человеку, — это устоять от падения и спасти свою душу.