Джидду Кришнамурти: Первая и последняя свобода

Из-за того, что наши умы заполнены технической терминологией и суеверным бормотанием, наши жизни так пусты, и именно поэтому мы ищем цель вне самих себя. Чтобы найти жизненную цель, мы должны пройти сквозь дверь самих себя; сознательно или подсознательно мы избегаем смотреть в лицо вещам и видеть их такими, какие они есть сами по себе, и поэтому мы хотим, чтобы Бог открыл для нас дверь, которая по ту сторону, за пределами. Вопрос о цели жизни ставят только те, кто не любит. Любовь может быть обретена только в действии, которое есть взаимоотношение.

ВОПРОС: Я слушал все ваши беседы, и я прочёл все ваши книги. Я спрашиваю вас с величайшей серьёзностью — какой может быть цель моей жизни, если, как вы говорите, вся мысль должна прекратиться, всё знание должно быть пресечено, вся память утрачена? Как вы соотносите такое состояние бытия, каким оно, согласно вам, может быть, с миром, в котором мы живём? Какое отношение имеет такое бытие к нашему печальному и тягостному существованию?

КРИШНАМУРТИ: Мы хотим знать, что это за состояние, которое может быть только тогда, когда нет ни знания, ни узнающего; мы хотим знать, какое отношение это состояние имеет к нашему миру повседневной деятельности, повседневных занятий. Мы знаем, какова наша нынешняя жизнь — печальная, тягостная, постоянно наполненная страхами, ничего постоянного; мы знаем это очень хорошо. Мы хотим знать, какое отношение то другое состояние имеет к этому, — и если мы отложим в сторону знание, станем свободны от наших воспоминаний и так далее, какова тогда цель существования?

Какова цель нашего существования, каким мы его знаем сейчас? — не теоретически, но на самом деле? Какова цель нашего повседневного существования? Только выжить, не так ли? — со всем этим страданием, со всем этим горем и неразберихой, войнами, разрушениями и так далее. Мы можем изобрести теории, мы можем сказать: «Так не должно быть, должно быть что-то другое». Но это всё теории, они — не факты. То, что мы знаем, это неразбериха, боль, страдание, бесконечные антагонизмы. Мы знаем также, если мы вообще осознаём, как они возникают. Цель жизни, от мгновения к мгновению, каждый день — уничтожить друг друга, эксплуатировать друг друга, либо индивидуально, либо коллективом человеческих существ. В нашем одиночестве, в нашем страдании мы стараемся использовать других, мы пытаемся убежать от самих себя — путём развлечений, через богов, через знание, через всяческие формы веры, через отождествление. В этом наша цель, сознательно или подсознательно, так мы сегодня живём. Существует ли более глубокая, более широкая цель за пределами всего этого, цель — не от неразберихи, не от приобретений? Имеет ли это не требующее усилий состояние какое-либо отношение к нашей повседневной жизни?

Несомненно, оно вообще не имеет отношения к нашей жизни. Как оно может иметь? Если мой ум в смятении, мучится, прилагает отчаянные усилия, страстно борется, одинок — как он может быть связан с чем-то, что не от него самого? Как может истина быть связанной с ложным, с иллюзией? Мы не хотим признать это, ведь наша надежда, наше смятение заставляют нас верить во что-то большее, более благородное, что, как мы говорим, связано с нами. В своём отчаянии мы ищем истину, надеясь, что с открытием её отчаяние наше исчезнет.

Итак, мы можем видеть, что запутавшийся ум, ум, охваченный скорбью, ум, осознающий свою собственную пустоту и одиночество, никогда не сможет найти то, что вне его самого. То, что за пределами ума, может обрести бытие, только когда причины смятения, страдания, рассеяны или поняты. Всё, что было мною сказано, о чём я говорю — как понять себя самих, ведь без самопознания иного нет, иное — лишь иллюзия. Если мы можем понять всеобщий процесс самих себя, «са́мо», каждый миг, от мгновения к мгновению, мы увидим, что при прояснении нашего собственного смятения, беспорядка, то, иное, обретает бытие. Тогда переживание того, иного, будет иметь отношение к этому. Но это никогда не будет иметь отношения к тому, к иному. Будучи по эту сторону занавеса, будучи во тьме, как можно иметь переживание света, свободы? Но когда однажды имеет место переживание истины, тогда вы можете соотнести, связать его с этим миром, в котором мы живём.

Если мы никогда не познаём, что такое любовь, а знаем только постоянные ссоры, страдания, конфликты — как можем мы испытать ту любовь, что не от всего этого? Но когда однажды мы переживаем такое — тогда мы больше не беспокоимся выяснять отношения. Тогда любовь, разум — в действии. Но чтобы испытать такое состояние, все знания, накопленные воспоминания, действия самоотождествления должны прекратиться, так, чтобы ум был неспособен к каким-либо проецируемым ощущениям. Тогда, в переживании такого, в этом мире имеет место действие.