Макаров Олег - Биржевые миллионы, кто и как заработал их на российском фондовом рынке.

– Вы любите акцентировать в разговорах с молодежью, что трудолюбие важнее таланта. С точки зрения успеха в жизни. Талантливые индивидуумы подчас не слишком успешны во внешнем мире, так как слабы, эгоистичны и самовлюбленны. Фантазера и эгоиста со способностями может подсознательно поглотить идея всемогущества, иллюзия, что он может в жизни все – испробовать десяток профессий, везде преуспеть. И это играет с ним злую шутку – он так ничем всерьез в жизни и не займется – будет хвататься за что-то и тут же бросать, когда наскучило или появились первые трудности. В середине жизни, видя отсутствие достижений, он станет обвинять кого угодно в этой неудаче… Откуда или от кого пришло к Вам убеждение во «всемогуществе трудолюбия» в противовес талантам?

– Разумеется, от людей, с которыми сводила меня жизнь. Хотя, как я уже говорил, в начале девяностых приходилось иметь дело с очень разнообразным «человеческим материалом». Эпоха реформ у нас ведь началась с расцвета «посредничества». Примерно этим же занялся и я в самом начале своей предпринимательской дороги. Как это было тогда? Представьте, к нам, коммерсантам на ниве посреднических и консультационных услуг целыми днями поступали всевозможные проекты. И казались весьма привлекательными: как же, ни за что, ни про что заработать кучу денег! Типичный проект выглядел так: к тебе приходят шесть человек с просьбой найти покупателя на такой-то товар, и пять из них – посредники. Они все каким-то образом нашли друг друга и теперь ходят и внимательно следят, чтобы их посреднические 10% никуда не ушли. Меньше 10% они опускаться не хотели, и поэтому конечная стоимость товара возрастала раза в два, а то и в три. Словом, сделка в результате становилась совершенно бессмысленной. А перейти на непосредственное общение с хозяином этого товара было невозможно. Деловая среда тех лет была совершенно дикой. И я тогда уже тяготился всем этим и вольно или невольно искал такую нишу, где посредничества можно было избежать. Фондовый рынок в этом смысле идеальное место: на торгах между покупателем и продавцом только два профучастника – биржа и брокер.

У нас тогда были в большом ходу разговоры про «лимоны» и «арбузы». Имелся у меня один друг, который «лимоны» даже не рассматривал. А я в свою очередь принципиально с «арбузами» не связывался. Мне было понятно: никто тебе кусок от миллиарда просто так не отдаст. И такие «арбузные» сделки часто превращались в некий «отстрельный» вариант.

От примитивного посредничества я ушел достаточно скоро – получил от знакомого чиновника из СЭВ предложение представлять одну польскую компанию в России. Мне положили 750 долларов зарплаты, и по тем временам это были гигантские деньги. На них я умудрялся снимать офис, нанять людей, платить налоги, и при этом семья жила «в шоколаде». Такие вот в 1991 году были жизненные ценности и стоимости. Помню, поставил себе первый факс и всякий раз был в восторге, вроде индейца-аборигена, когда из него появлялась какая-то бумажка. Правда, связь работала плохо, факсы доходили редко, но тем большим был восторг. Три года я проработал на эту компанию, и надо признать, поляки благодаря мне не обогатились. Они пытались каким-то образом получить доступ к нашему газу. Готовы были давать взятки, налаживать отношения. Но я от таких моментов старался дистанцироваться – не потому что был каким-то святым или не от мира сего… А потому что не верил в долгосрочность таких «взяточных» отношений. Все это выглядело неустойчиво и некрасиво, и мне не хотелось в этом участвовать, поскольку я понимал, что наши чиновники поляков в любой момент кинут – возьмут деньги и кинут: это происходило сплошь и рядом. Мне же не хотелось, чтобы такой вот болезненный инцидент потом как-то связывали со мной. За годы работы с поляками, я все же оброс многочисленными клиентами по консалтингу. И моим любимым клиентом стала одна венгерская компания, занимавшаяся продажей рабочей спецодежды. По тем временам это был совершенно утопический бизнес из страны Утопии. Получил я этого клиента только лишь потому, что честно сказал на первой же встрече: «У вас, господа, ничего не получится, потому что стоимость вашей одежды равняется месячной зарплате рабочего, которому вы хотите ее продать, и который, как вы предполагаете, будет ее носить». Тогда мне эти венгры и сказали: «Вы первый человек в Москве, кто нам вот так откровенно это говорит. И именно поэтому мы хотим быть вашими клиентами». Тогда я начал понимать, что при всем беспределе, который тогда творился, быть честным оказывалось все-таки выгодно.