Джон Маэда - Редизайн лидерства - Руководитель как творец, инженер, ученый и человек

Черпая вдохновение в этой сфере, первые шесть месяцев своего президентства я пытался визуально интерпретировать организационную структуру RISD. Моя интуиция подключилась только после нескольких сотен диаграмм, и я смог наконец понять, как функционирует это заведение.

В конечном счете я осознал, что ценность этих картинок все-таки ограничена, и внимания моей аудитории они обычно не привлекали, хотя вполне могли завоевать какую-нибудь дизайнерскую награду. Но лично мне они оказали неоценимую помощь. Сложная задача по продвижению организации редко воплощается в той же схеме, что и колонка цифр. Любая работа, включающая людей и отношения между ними, строится на совершенно иных принципах.

• Когда рисуешь, возникает проблема: к тому моменту, когда картинка становится понятной, она уже слишком сложна и ее невозможно повторить.

Как многие визуалы, я частенько рисую картинки для более доступного изложения сложной идеи. На любом собрании руки так и тянутся к маркеру и чистой поверхности, на которой можно записывать все, что говорится. Проблема в том, что далеко не все являются визуалами — даже, как выяснилось, в художественной школе.

Каждый раз, когда я пытаюсь схематично изобразить некий организационный феномен или стратегию, получившаяся картинка обычно не облегчает понимания. Как и фильмы, схематичные наброски несут в себе больший смысл, когда вы своими глазами видите процесс «создания» или прочие «живые» средства презентации. Нам нравится присутствовать непосредственно в момент зарождения идеи, в противном случае эта идея не находит в душе такого отклика (поскольку не воспринимается как собственная). У наблюдения за созданием рисунка есть один несомненный плюс — благодаря этому устное повествование становится понятнее.

В конце сеанса рисования схем, которые учитывают всевозможные детали, в душе возникает волнение и одновременно пробуждается рассудительность, которые советуют: «Обожди… обожди… надо сделать фотографию, хотя бы мобильником». Но когда неделей или двумя позже ты показываешь этот рисунок кому-то другому, он уже утратил всякий смысл. Наблюдение за процессом создания — прекрасный способ понять идею; а попытка расшифровать конечный результат, каким бы простым и визуально изящным он ни был, требует разъяснения, как вы пришли к этому выводу.

• Детские рисунки раскрывают истину, которую мы отрицаем, одураченные реальностью.

Многие люди, не являющиеся визуалами, страдают от другой проблемы: они не знают, что им надо рисовать или как лучше изобразить ту или иную идею. Лучший метод борьбы — смотреть на детские рисунки. У детей превосходно получается переносить на бумагу мысленную модель мира. Полученные изображения либо абсолютно правдо­подобны и понятны, либо совершенно абсурдны. Будь то изображение лошади с пятью глазами и двенадцатью ногами или собаки с беличьим хвостом, детские рисунки переносят вас в мир, где может существовать все что угодно, если вы того пожелаете. Проректор Шефрин любит повторять: «Когда вещи перевернуты вверх тормашками, у тебя появляется возможность увидеть их такими, какие они есть на самом деле». Поэтому я часто вижу, как она наклоняет голову набок, желая разглядеть нечто, что она, возможно, упустила.

• Компетентность влечет за собой успех, а успех — самоуспокоенность, а она — неуспех, который влечет за собой процесс обучения тому, как снова стать компетентным.

Однажды в MIT я услышал, как коллеги положительно отзывались о профессоре, хваля не его блестящие знания, а смиренную готовность признать, что ему не хватает каких-то знаний. «Вместо того чтобы нести вздор, — говорили они, — он не боится признаться, что чего-то не знает». По моему мнению, самое удивительное не то, что профессор делал подобные признания, а то, что признание собственных недостатков воспринимается как нечто необычное. Большинство профессоров прибегают к авторитету для насаждения «абсолютных истин», подкрепляя их своей репутацией в соответствующей области. Но профессор, о котором идет речь, никогда не пользовался своим высоким положением, постоянно учился и совершенствовался в собственной уязвимости.

• Когда я могу превратить совещание в «критический разбор», пусть даже это чревато проблемами, я, как ни странно, чувствую себя лучше.