Ирина Драгунская - Код завинчивания. Офисное рабство в России

Интересная деталь: женщины-начальницы в советском кинематографе неизменно строили свои любовные взаимоотношения с мужчинами-подчиненными или просто с менее успешными коллегами, а то и не коллегами вовсе. Тем самым советский кинематограф отвергал идею сословности и «равнородности». Наверное, таким образом пропагандировалась подвижность социальных кластеров или хотя бы идея подобной мобильности.

Однако для женщин такой любовный «социальный лифт», как правило, ехал вниз.

Советское мелкое офисное начальство (мелкое в сравнении с крупным партийным) активно высмеивалось в советском кинематографе. Смешной плюгавенький застекольный начальник чертежного бюро Петр Васильевич из «Самой обаятельной и привлекательной», комично-подловатый Юрий Самохвалов из «Служебного романа», глупый бюрократ и жулик Полыхаев из «Золотого теленка»… Если исключить некоторые популярные в то время фильмы вроде «Старых стен» [3] Фильм «Старые стены»: директор подмосковной текстильной фабрики Анна Григорьевна Смирнова, бескорыстно посвятившая себя организации производства, на склоне лет встречает мужчину и безуспешно пытается уйти от нежданной любви. (1973, реж. В. Трегубович), то подлинным авторитетом мелкий конторский царек не обладал. Ему подчинялись по необходимости, без уважения.

Хотя имелась одна маленькая житейская деталь, которая заставляла если не уважать непосредственного начальника, то стараться строить с ним хорошие отношения.

Дело в том, что женщине приходилось постоянно отпрашиваться. У нее дома все время что-то случалось. То с детьми, то с родителями. То кто-то заболевал, то надо было ждать сантехника. Служащая женщина с маленьким ребенком частенько приносила больничные «по уходу». Наконец, от начальника зависела такая важная штука, как время отпуска. Всем хотелось отдыхать летом. А наиболее сообразительные уже в советское время научились «разбивать отпуск», оставляя недельку на зиму, с детьми на каникулы побыть. А другие хитрецы, особенно из НИИ, ни за что не брали отпуск в июле-августе. Лучше в июне или в сентябре. Потому что в июле-августе начальство, как правило, само уезжало к морю. Вот оно раздолье, на работе можно было появляться чуть ли не раз в неделю. Если ребенок на даче, то это же просто райские условия труда. Но любой рай нужно заслужить хорошими отношениями с непосредственным начальством.

В общем и целом подспудный пропагандистский месседж советских фильмов «про совслужащих» заключался в том, что настоящее, главное начальство — оно гораздо выше. Что уважать (а также обожать и бояться) надо именно его. Зашифрованное послание легко разгадывается: нелепым, виноватым, глупым и жестоким может быть только местное начальство. Высокое начальство, невидимое простым смертным, известное рядовым советским служащим только но газетам, — это начальство безупречно. Его авторитет непререкаем.

В сегодняшнем российском офисе — ситуация обратна, зеркальна и зазеркальна — местный феодал всегда прав: нарушая КЗоТ, попирая права подчиненных, задерживая сотрудников допоздна и пригоняя их на работу раньше начала рабочего дня. Неправы те, кто наверху, кого не видно. Во всем виноват Кремль, а он, здешний босс, безупречен и велик. Задерживая зарплату, он и то заботится о сотрудниках: они же все потратят, а у него их деньги в полной безопасности, как в банке! Примеров подобной логики, покорно принимаемой подчиненными, — масса.

Так что разница между нынешним офисом и советским учреждением — весьма существенная. Скорее уж наш раннекапиталистический офис похож на позднефеодальный российский департамент, а наш «офисный раб» — на забитую «конторскую крысу» XIX века.

В 90-е годы в обиход обитателей офисов плотно вошло слово «интервью», острым локотком элегантно оттеснившее кондовое советское «собеседование». В слове «интервью» мерещилась эдакая двухсторонность отношений наниматель-кандидат. От этого становилось приятнее на душе, чуть легче дышалось перед важной встречей.

Новые слова сыпались как горох: рекрутинг, хедхантинг, эйч-ар. В темень углов отползли привычные кадровики с их отделами кадров. Во всех этих лингвоновшествах чудилось обещание нового, более уважительного отношения к сотруднику. Отремонтированный офис, пахнущий как салон новехонького боинга — свежесваренным кофе и только что постеленным ковролином. В обиход начали входить кондиционеры, кулеры, кофемашины. Шумели ксероксы и факсы, шуршали шредеры, перемалывающие лапшу фактов в бумажную лапшу. Все это царство корпоративной цивилизации охранял бдительный эйч-ар (сокращение, обозначающее заведующего людскими ресурсами — human resourses), призванный отобрать лучших из лучших, достойнейших из достойных. Разрабатывались методики, анкеты, тесты. Иногда даже детекторы лжи (полиграфы) привлекались, причем вовсе не при приеме на госслужбу, а куда в более прозаичные структуры, например в компанию по торговле китайскими игрушками. В Сети можно легко отыскать подробнейшие рекомендации по противодействию полиграфам: там и про бессонницу, вводящую испытуемого в транс, и про седативные препараты, и про выпивку накануне. От себя хочется добавить: если вы устраиваетесь на работу не в милицию, не в разведку и не собрались пополнить армию чиновничества — полиграф для вас совершенно необязателен. А если вы все-таки соглашаетесь пройти тест на детекторе лжи, то будьте готовы к последующим чудачествам руководства.