Что имел в виду Билл, назвав финансовый капитализм отдельным игроком, эквивалентным по статусу правительству и рыночной экономике? Чем больше я об этом думаю, тем больше это помогает осмыслить мой личный опыт. В ведении своего бизнеса, который начался в 1983 году с основания частной компании, стартовый капитал которой состоял из 500 долларов, подержанной мебели и офисной техники (впрочем, сейчас ее годовой доход приближается к 200 миллионам долларов), я всегда руководствовался принципами реальной экономики товаров и услуг. Поскольку сначала мы были консалтинговой компанией, занимавшейся подготовкой технической документации, мы получали деньги, когда находили клиентов, желавших нанять нас для написания своих инструкций, и тратили много неоплачиваемых часов на поиск новых клиентов. Когда мы стали книжным издательством, мы воплотили свои экспертные знания о товарах и продавали их клиентам, которые хотели знать то, что знали мы. Мы развивали бизнес, предлагая больше товаров, находя больше клиентов и нанимая больше людей. После того как мы также стали заниматься проведением конференций, нам пришлось искать людей, готовых заплатить нам за участие или спонсорство. Кредит, когда мы могли его себе позволить, как правило, брался под залог дебиторской задолженности и материальных ценностей, привязывая развитие нашего бизнеса к принципам поиска и обслуживания новых платежеспособных клиентов. Необходимость искать людей, готовых платить вам за то, что вы создаете, освобождает от огромного количества иллюзий.
В начале моей карьеры венчурные капиталисты все еще финансировали предпринимателей в надежде, что те построят компании с реальными доходами и прибылью, но кажется, в годы, предшествовавшие «пузырю» доткомов, правила игры изменились. Предприниматели создавали не настоящие компании, а своего рода специализированные финансовые инструменты, не многим отличавшиеся от ОДО, что сбило с толку банковский сектор в период, предшествовавший финансовому кризису 2008 года. Я вижу практически ту же дезориентацию предпринимательской энергии в современном слишком бурном развитии Кремниевой долины.
Эти компании, часто продаваемые за миллиарды долларов, оцениваются не на основе совершенных ими продаж, прибыли или движения денежных средств, а на основе ожиданий того, какими они могут стать, продвигаемые, подобно фальшивым новостям на рынке внимания. Этот эффект играет ключевую роль в понимании гипнотической притягательности финансиализации.
Свое первое впечатление о мультипликативных возможностях финансовых рынков я получил, когда в 1995 году мы продали компанию GNN компании AOL за 15 миллионов долларов, а затем наблюдали, как цена акций раздувалась до 50 миллионов долларов, по мере того как продолжала расти стоимость компании AOL. (Наши акции стоили бы более 1 миллиарда долларов, если бы мы продолжали держать их до достижения пикового значения стоимости AOL.) Мы создали компанию GNN, реинвестируя прибыль от нашего издательского бизнеса, создавая захватывающее новое средство массовой информации, которое, как мы думали, в конечном итоге мы превратим в реальный бизнес. Когда мы продали GNN, мы получили больше, чем могли бы заработать за десять лет, продавая наши книги по той цене, по который мы продавали их в 1995 году.
Компания GNN была одной из в серии покупок компании AOL. Наряду с ней она приобрела акции компании BookLink Дейва Ветрелла и WAIS Брюстера Кейла на общую сумму около 100 миллионов долларов. Эти покупки подавали рынку сигнал о том, что AOL становится интернет-компанией. Я с благоговейным трепетом наблюдал, как росла рыночная капитализация AOL, увеличившись сначала до миллиарда долларов, а в конечном итоге на много-много миллиардов.
Компании AOL не удалось достичь реального успеха в превращении из доминирующей компании эпохи коммутируемого удаленного доступа в лидера коммерческого Интернета. Но ожидание, что она сможет это сделать, позволило ей купить Time Warner, компанию, во много раз превосходящую ее по размеру на реальном рынке товаров и услуг. Слияние AOL и Time Warner стало грандиозной катастрофой, и стоимость объединенной компании в конечном итоге снизилась с максимальной отметки 226 миллиардов долларов до менее 20 миллиардов долларов. Не исключено, что то же самое может произойти с такой компанией, как Uber, чья покупка стартапа по производству беспилотных грузовых автомобилей Otto стала ни много ни мало сигналом для инвесторов, поскольку это было инвестицией в реальное развитие беспилотных грузовых и легковых автомобилей.
Читать дальше