Леонард Млодинов - Прямоходящие мыслители. Путь человека от обитания на деревьях до постижения миро устройства

Месопотамцы, в отличие от нас, не проводили границы между церковью и государством – в Месопотамии они были нераздельны. Каждый город был обиталищем бога или богини, и каждый бог или богиня покровительствовали тому или иному городу. Жители каждого города верили, что их существованием управляют боги, и строили свой город как обитель богов [75] Marc Van De Mieroop, The Ancient Mesopotamian City (Oxford: Oxford University Press, 1997), стр. 46–48. . А если город приходил в упадок, жители верили: это оттого, что их покинули боги. Так религия стала не просто системой верований, скреплявшей общество, а исполнительной силой, насаждавшей правила. Более того, благодаря страху перед богами религия оказалась полезным инструментом поддержания покорности. «Блага получал бог города и распределял их между людьми, – писал исследователь Ближнего Востока Марк Ван Де Миероп. – Храм, дом бога, был центральным учреждением, обеспечивавшим работу всей системы… Храм, расположенный в городе, был фокусной точкой всего» [76] Van De Mieroop, History of the Ancient Near East, стр. 24, 27. . В результате на верхушке урукского общества возникло место священника-царя, чье влияние проистекало из его роли в храме.

Влияние означает власть, но действенность правителя зависит от его способности собирать данные. К примеру, если религиозной правящей общности нужно было надзирать за обменом товаров и труда, собирать налоги и добиваться исполнения договоров, ей требовались люди, которые могли бы собирать, обрабатывать и хранить данные, связанные с этими действиями. В наши дни мы представляем себе правящую бюрократию наделенной интеллектуальной мощью футбольной команды первой спортивной лиги колледжей, но именно из первых правящих бюрократий специализированный интеллектуальный класс и возник. И именно ради их бюрократических нужд зародились и развились важнейшие методы мышления – чтение, письменность и арифметика.

Мы считаем эти навыки самыми простыми, осваиваем их, как только вырастаем из подгузников, еще до овладения первым смартфоном. Но простыми они кажутся лишь потому, что очень давно их кто-то изобрел, и с тех пор эти умения передают учителя, берущие на себя заботу учить нас. В древней Месопотамии, носи там кто-нибудь звание профессора, они были бы профессурой чтения, письма, счета и сложения и имели бы дело с самими передовыми – для своего времени – предметами исследования и дальнейшего обучения им других людей.

Разительное отличие между нами и миллионами других видов животных на Земле состоит в том, что один человеческий ум способен очень сложно и изощренно влиять на мысли другого. Разновидность власти над мыслью, о которой я говорю, проявляется через речь. Другие животные могут подавать друг другу сигналы страха или опасности, голода или симпатии, а в некоторых случаях способны сообщить всё это и нам, но они не умеют разбираться в абстрактных понятиях и не могут осмысленно выстроить более нескольких слов одно за другим. Шимпанзе в силах выбрать по команде карточку с нарисованным на ней апельсином, а попугай – допечь вас бесконечно повторенной фразой: «Полли хочет крекер». Но их способность превзойти выполнение простых запросов, команд, предупреждений и определений практически равна нулю [77] Elizabeth Hess, Nim Chimpsky (New York: Bantam Books, 2008), стр. 240241. .

Когда в 1970-х годах исследователи научили шимпанзе языку знаков – чтобы разобраться, могут ли эти животные освоить внутреннее устройство грамматики и синтаксиса, лингвист Ноам Хомский [Ноум Чомски] отметил: «Вероятность того, что обезьяна выкажет речевые способности, такова же, как и у существования затерянного острова с разновидностью нелетающих птиц, ждущих, когда человек научит их летать» [78] Susana Duncan, «Nim Chimpsky and How He Grew», New York, 3 декабря 1979, стр. 84. См. также Hess, Nim Chimpsky, стр. 22. . Прошло несколько десятилетий, и стало ясно, что Хомский был прав.

В точности так же, как птицы не изобретали летания, а птенцам не нужно посещать летную школу и набирать навыки, речь представляется для человека естественной – но исключительно для человека. Нашему виду, чтобы выжить в дикой природе, пришлось научиться сложному общинному поведению, и, как я все время напоминаю своим детям-подросткам, – тыканье пальцами и хрюканье мало что дает. И потому, как зрение и способность держать корпус вертикально, речь развилась как биологическое приспособление, а помог ей в этом ген, имевшийся в человеческих хромосомах до того давно, что его нашли в ДНК древних неандертальцев.