Стивен Хёрд - Усоногий рак Чарльза Дарвина и паук Дэвида Боуи. Как научные названия воспевают героев, авантюристов и негодяев

Значит, можно снять с Линнея обвинения в нарциссизме и возвеличивании своих заслуг? Если копнуть глубже, то выясняется, что все-таки нет. В биографии Линнея, написанной в 1971 г., Уилфрид Блант предположил, что Линней сам способствовал тому, чтобы «[растение] было переименовано в Linnaea borealis в его честь». Хотя Блант высказал это обвинение лишь вскользь, не предоставляя доказательств, оно, скорее всего, правдиво. Линней славился тщеславием и вовсе не был склонен недооценивать свой вклад в ботанику; он явно считал, что заслуживает названия в свою честь, даже если ему придется самому приложить к этому руку. Обратите внимание на следующее: имеется рукопись 1730 г., которая позднее (в 1736 г.) превратится в «Fundamenta Botanica». В рукописи Линней сравнивает морфологические признаки двух растений: одно под названием Campanulam , а другое Linnaeam . Судя по этому сравнению, он уже тогда решил, что северная разновидность Campanula serpyllifolia отличается от южной и нуждается в новом названии и что это новое название должно быть непременно Linnaea (или что-то в этом роде). А учитывая время написания этого труда, весьма маловероятно, что название действительно было предложено Гроновиусом. В 1730 г. Линней был 23-летним студентом-медиком, еще учившимся на втором курсе университета в Упсале. Он только начал завоевывать репутацию как ботаник, и до встречи с Гроновиусом оставалось целых пять лет (это произошло, когда Линней отправился в Голландию). Даже если бы до 1730 г. Гроновиус вообще что-нибудь слышал о Линнее, то, конечно, ему бы и в голову не пришло назвать растение в его честь, особенно учитывая, что в то время названия в честь людей не были обычной практикой. Вернемся еще на год назад. В другой рукописи, на этот раз «Spolia Plantarum» от 1729 г., северной разновидности Campanula serpyllifolia присвоено название Rudbeckia . Но под словом Rudbeckia видны следы подчистки, и очень похоже, что раньше там было написано Linnaea . Невозможно представить, чтобы Гроновиус назвал растение в честь Линнея в 1729 г. или раньше.

Если Линней вынашивал идею назвать растение своим именем задолго до того, как Гроновиус мог его придумать, то более позднее приписывание авторства этого названия Гроновиусу почти наверняка можно считать либо лицемерием, либо подтасовкой фактов со стороны Линнея. Возможно, мы никогда точно не узнаем, как это произошло, но в свете имеющихся улик забавно читать объяснение названия в еще одной его ранней работе, «Critica Botanica». Здесь он утверждает, что линнея «была названа известным ученым Гроновиусом и является… скромным, незаметным растением, часто пренебрегаемым, цветущим лишь короткое время, – как и сам Линней, который так на нее похож» [37]. Скромность в этом отрывке явно напускная. Нетрудно представить себе Линнея, который во время написания этих строк жмурится от удовольствия и радуется, как ловко он все подстроил, чтобы любимое растение носило его имя.

История о том, как Линней способствовал появлению этого названия, бытует среди ученых по крайней мере с того времени, как Блант выдвинул свое обвинение, и (до сих пор) не имеет доказательств. Почему же ее так любят пересказывать? Я подозреваю, все дело в том, что эта мысль сама по себе приносит удовлетворение. Есть какое-то постыдное удовольствие в осуждении чужого поведения, и эта странная особенность человеческой психики проявляется не только в социальных сетях, но и в научной литературе. Литература эта полна обвинений в том, что ученые назвали тот или иной вид в свою честь, – и многие из этих обвинений продолжают жить, хотя они и беспочвенны.

Возьмем, например, североафриканскую улитку с непроизносимым названием Cecilioides bourguignatiana . Название дано в честь некоего Жюля-Рене Бургинья, французского зоолога, который описал более чем 2500 видов моллюсков и присвоил им названия (хотя его интересы были гораздо шире: он писал трактаты по ботанике, геологии, археологии и т. д.). В 1864 г. он опубликовал 500-страничную монографию о моллюсках Алжира, в которой упомянул и описал свою улитку (под названием Ferussacia bourguignatiana ). В анонимной заметке, опубликованной в Американском журнале конхологии ( American Journal of Conchology ), книгу Бургинья похвалили, назвав ее «великолепной работой», но в примечании к ней было весьма сухо выражено неодобрение: «Мы не припомним, чтобы когда-либо прежде автор называл вид в честь себя самого, как это сделал г-н Бургинья в отношении вида Ferussacia bourguignatiana » [38] Аноним 1865:181. . У Бургинья было множество врагов и репутация высокомерного человека, поэтому ничего удивительного, что его обвинили в том, что он назвал Ferussacia bourguignatiana в свою честь. Но автору примечания, пожалуй, следовало бы читать чуть внимательнее, так как название улитке присвоил вовсе не Бургинья. Он лишь представил новое описание (с новым названием рода) улитки, название которой – Achatina bourguignatiana – двумя годами ранее обнародовал итальянский натуралист Луиджи Бенуа. Никакой таксономической погрешности здесь нет, но историю продолжают пересказывать уже более полутора веков (она приведена, например, в книге «Наречение землеройки» Джона Райта (The Naming of the Shrew) [39] Это название у нас иногда переводится как «Укрощение землеройки», так как автор явно намекает на пьесу В. Шекспира «Укрощение строптивой» (The Тaming of the Shrew ). Слово shrew переводится и как землеройка, и как строптивая женщина. – Прим. ред. .