Ли Дугаткин - Как приручить лису (и превратить её в собаку). Сибирский эволюционный эксперимент

В соответствии с этим тезисом Александра Горовиц поставила остроумный опыт по изучению «виноватых поз», которые принимают собаки, если их застают за каким-нибудь нехорошим делом. По словам Дарвина, при этом животное смотрит «украдкой», его глаза «скошены»; другие авторы описывали такие позы как «мольбу о прощении с протянутой в отчаянии лапой», «покорное простирание ниц перед человеком» или «китайские церемонии», да еще и с зажатым между ног хвостом {60} 60 A. Horowitz “Disambiguating the ‘Guilty Look’: Salient Prompts to a Familiar Dog Behavior”, Behavioural Processes 81 (2009): 447–452; Дарвин Ч. Собр. соч. , т. 5 (М.: Изд-во АН СССР, 1953); Лоренц K. Человек находит друга. (М.: Мир, 1971); H. E. Whitely. Understanding and Training Your Dog or Puppy (Santa Fe: Sunstone, 2006); D. Cheney and R. Seyfarth. « Baboon Metaphysics: The Evolution of a Social Mind » (Chicago: University of Chicago Press, 2007); F. De Waal. Good Natured: The Origins of Right and Wrong in Humans and Other Animals (Cambridge: Harvard University Press, 1997). . В опыте Горовиц в комнату помещался некий лакомый предмет, и хозяин строго предупреждал собаку, что трогать лакомство нельзя. Потом хозяин покидал комнату. Хитрость была в том, что, если к его приходу еда исчезала, виноватой не всегда была собака. Иногда сама Горовиц (втайне от владельца животного) убирала приманку. Когда хозяева начинали бранить своих собак, те сразу же принимали «виноватые позы», неважно, съели они пищу или нет. В этом не было никакого чувства «вины» за непослушание, просто собакам не нравится, когда их ругают {61} 61 A. Horowitz “Disambiguating the ‘Guilty Look’”. .

Поэтому Людмила не могла знать точно, «ревнует» ее Пенка к другим щенкам или нет. Одно было очевидно: это маленькое создание проявляет особую привязанность к ней, и чем дальше, тем сильнее. Людмила чувствовала, что эта привязанность становится обоюдной. Время шло, лисята росли, и Пушинка перестала вмешиваться в их ссоры, предоставляя им самостоятельно решать свои конфликты. Теперь Пенка остро нуждалась в человеке-друге, который мог бы вмешаться и защитить ее от все более грубых выходок собственных братьев и сестер.

Пушинка оказалась хорошей матерью, и, пока ее дети были совсем маленькими, она играла с ними, внимательно присматривая за всем происходящим. Она охотно играла с щенками в догонялки и бегала по двору за Людмилой, хватая ее за одежду. Но даже под присмотром матери игры взрослеющих лисят неизбежно становятся жесткими, ведь детеныши должны научиться постоять за себя. Маленькая Пенка все чаще нуждалась в защите Людмилы. Особенно от Пушка, который нередко бросал на сестру «свирепые взгляды» (запись в дневнике Людмилы), за которыми обычно следовало нападение. Людмила не всегда оказывалась рядом, и однажды Пенка была сильно покусана; на шее в нескольких местах у нее были вырваны клочки шерсти. Людмила позвала ветеринара, и Пенку забрали в лечебницу.

Лечение проходило в главной части фермы, там, где Пенка могла получить нужный уход. Людмила часто приходила навестить ее, что доставляло Пенке большую радость. Когда Людмила уходила, Пенка принималась жалобно скулить. Эти звуки трогали Людмилу до глубины души, о чем говорят записи в дневнике: «В шесть часов вечера пришла к Пенке… Она подбежала, когда я позвала ее. Встретила меня спокойно, без жалоб… сразу же забралась на руки»; «Пенка сидит грустная, и только с моим появлением становится веселее»; «Она не отставала от меня ни на шаг, бегала следом, как щенок. Дав мне немного поработать, легла на бок, когда я начала ее гладить». Ну как тут остаться равнодушной?

Такую же любовь Людмила испытывала к другим лисятам, а те отвечали взаимностью ей и ее дочери. «Щенки буквально толпятся вокруг меня и Марины, – записывала Людмила, – запрыгивают к нам на колени, сразу по трое-четверо, и что-то “напевают”». Точнее охарактеризовать эти звуки она не могла. Лисы явно выражали удовольствие, но изучение вокализации не входило в задачи Людмилы, к тому же она всегда помнила о трудностях, связанных с оценкой проявления эмоций у животных. Оставалось только занести эту приблизительную характеристику в дневник и держать на заметке, пока не придет пора заняться вплотную изучением этих звуков.

Когда лисят охватывало совсем уж озорное настроение, они с разбегу тыкались носом в Людмилу и «виляя хвостом и отдуваясь, валились на пол». Жизнь у детенышей была вполне беззаботная. Однажды Людмила записала, как она вошла в комнату и увидела их «мирно спящими, без тревоги и страха».

Привязанность между Людмилой и Пушинкой также становилась все сильнее. Подрастающие щенки уже не требовали неусыпного надзора, и их мать обращала больше внимания на Людмилу, постоянно добиваясь ее общества. Когда исследовательница была чем-то занята на заднем дворе, лиса приходила и стояла возле нее, призывая поиграть или приласкать ее. Она ложилась к ногам Людмилы, чтобы та почесала ей шею. Когда Людмила отлучалась в институт или уезжала, чтобы провести некоторое время с семьей, Пушинка приветствовала ее возвращение, все так же энергично размахивая хвостом.