Грегори Бернс - Что значит быть собакой. И другие открытия в области нейробиологии животных

Слово может иметь разные формы выражения – устную, письменную, знаковую, и какие-то из этих форм животным воспринимать легче. В 1980-х годах Рон Шустерман начал изучать способность к восприятию символов у морских львов при помощи жестовых сигналов. Оперируя произвольным языком жестов, он сформировал у этих животных достаточно обширный словарный запас, включающий обозначения предметов (мячи, кольца, биты), качеств (большой, маленький, белый) и действий (принести, коснуться хвостом, коснуться ластой). Любимица Шустермана, Рокки, узнавала более семи тысяч жестовых комбинаций. Поскольку заучить наизусть каждую из этих комбинаций она вряд ли могла, Шустерман пришел к выводу, что на каком-то уровне она усвоила значение отдельных жестов и получила возможность понимать простые фразы [51] R. J. Schusterman and K. Krieger, “California Sea Lions Are Capable of Semantic Representation,” Psychological Record 34 (1984): 3–23. .

Райхмут считала, что подопытные морские львицы – Рокки, а потом еще одна, по кличке Рио, – выполняют гораздо более сложную операцию, чем банальное увязывание звука с действием, но все же не до такой степени, чтобы слово превращалось в символ. Она тестировала у морских львов способность понимать не жестовые сигналы, а графические обозначения [52] R. J. Schusterman, C. R. Kastak, and D. Kastak, “The Cognitive Sea Lion: Meaning and Memory in the Laboratory and in Nature,” in The Cognitive Animal: Empirical and Theoretical Perspectives on Animal Cognition, edited by M. Bekoff, C. Allen, and G. M. Burghardt, 217–228 (Cambridge, MA: MIT Press, 2002). . Восприимчивость к жестам Шустерман доказал, но пиктограммы – это бесспорно более высокий уровень абстракции, и в силу большей отвлеченности они как нельзя лучше подходили для изучения логических операций, которые могут лежать в основе понимания языка. Пиктограммы рисовали на квадратных кусках фанеры со стороной тридцать сантиметров, черной краской на белом фоне. Эта коллекция, напоминающая обширную фонотеку на виниловых пластинках, до сих пор заполняет стеллажи в лаборатории ластоногих.

Райхмут установила, что морские львы способны усвоить простое правило «если… то». В одном из экспериментов Рокки, увидев спиральную пиктограмму, должна была ткнуть носом другую пиктограмму – прямоугольник, и она справлялась даже при наличии третьей пиктограммы-дистрактора. Отметим, что Райхмут делала упор на произвольные ассоциации. Когда вводились новые пиктограммы, Рокки быстрее выучивала логические связки, игнорируя те пиктограммы, которые уже с чем-то ассоциировались. Это «научение методом исключения» – достаточно сложный когнитивный процесс, требующий от животного понимания общего контекста задания и удержания в памяти освоенного ранее. Райхмут удалось показать нечто еще более поразительное: Рио выстраивала логические цепочки. Выучив «если спираль… то прямоугольник» и «если прямоугольник… то круг», Рио приходила к совершенно верному выводу «если спираль… то круг». Эта логическая операция построена на законе транзитивности и является основополагающей для человеческого языка. Более того, Рио применяла и обратную логику, правильно откликаясь на «если прямоугольник… то спираль». Эта операция называется логической симметрией, именно благодаря ей человек воспринимает высказывания «Джек построил этот дом» и «дом был построен Джеком» как равнозначные.

Рокки и Рио продемонстрировали способность к логическим операциям, свидетельствующую о том, что логические задачи они решают примерно так же, как и человек. Но, хотя логика и необходима для языка, это еще не все. У языка, особенно в устной речи, имеется ритм [53] Кроме этого, у языка имеются и другие особенности и составляющие: грамматика, синтаксис, рекурсия и так далее. . В утрированном, преувеличенном виде естественный ритм речи превращается в зачатки музыки. Если Рокки и Рио способны на логические операции, лежащие в основе языка, может быть, у морских львов проявятся и зачаточные музыкальные способности? Вот тут-то и настал звездный час Ронан и Питера.

Чарльз Дарвин глубоко интересовался музыкой и считал, что, как и все остальное у Homo sapiens, музыкальные способности тоже должны восходить к другим видам животных [54] P. Kivy, “Charles Darwin on Music,” Journal of the American Musicological Society 12 (1959): 42–48. . В «Происхождении человека» он писал: «Пусть не наслаждение, но восприятие музыкальных каденций и ритма присуще, вероятно, всем животным и, несомненно, обусловлено общностью физиологической природы их нервной системы» [55] C. Darwin, The Descent of Man, and Selection in Relation to Sex (London: John Murray, 1871). (Дарвин Ч. Происхождение человека и половой отбор). . С дарвиновской точкой зрения на истоки музыкальных способностей готовы были согласиться не все. В 1857 году его современник Герберт Спенсер написал трактат под названием «Происхождение и функции музыки», в котором доказывал, что необходимой предпосылкой к музыке выступает речь, а значит, это исключительно человеческая прерогатива. Спор между Дарвином и Спенсером довольно долго оставался неразрешенным. Чтобы подтвердить гипотезу Дарвина, требовалось обнаружить у животных наличие музыкальных способностей.