Оганес Бароян - Блики на портрете

«Черной смерти» в Европе посвящена огромная литература, множество произведений искусства. Это не удивительно: страсти, рожденные страданием, всегда питали литературу и искусство…

Упомянем лишь о двух могучих талантах, отразивших «черную смерть». Я говорю о великих итальянцах — Ф. Петрарке и Д. Боккаччо. Со страниц их произведений предстают перед нами психологические состояния огромных масс людей, ввергнутых в депрессию неотвратимостью трагедии и полным бессилием перед ней. (Ведь, по утверждению Ф. Шиллера, «тревога смерти ужаснее самой смерти»…)

«Год 1348-й был во Флоренции годом невиданных бедствий, — говорит Петрарка в своем повествовании о „черной смерти“. — Только монахи, листавшие старые монастырские хроники, могли указать на нечто подобное в давние времена. Словно грозное предзнаменование, им предшествовали землетрясения в Италии и Германии. Несчастье пришло с Востока вместе с кораблями, заходившими в порты Италии, Франции, Англии, Фландрии…»

Далее Петрарка дает довольно точное описание проявлений бубонной и легочной чумы. Он подробно описывает и меры, которые приняли городские власти для борьбы с этим бедствием.

«Власти приказывали очищать города, — пишет Петрарка, — изолировать больных, а когда чума все же проникала сквозь стены города, карали смертью стражников, обвиняя их в продажности».

Описывая пораженный чумой город, Петрарка пишет: «Больных избегали, люди запирались в своих домах, жили, отрезанные от мира, а когда чума проникала и к ним в дом, бежали, оставляя больных без присмотра.

Все, кто мог, бежали. Куда? Об этом не думали. Лишь бы очутиться где-нибудь в другом месте. Случалось, что люди, покидающие город, встречали у ворот таких же беженцев из других городов, искавших убежище именно здесь. Люди покидали все: дома, имущество, семьи.

…По мере того как зараза опустошала страну, живые все меньше заботились о мертвых. Хоронили их как попало, лишь бы поскорее с этим покончить, и под конец трупы стали просто выбрасывать на улицы, где их подбирали могильщики. На одних носилках несли по нескольку трупов, вскоре стало не хватать гробов.

В деревнях не было и этого. Люди умирали на полях, на дорогах, в лесах».

Сам Петрарка тяжело переживал эту социальную трагедию: «Кто сможет, — говорит он, — описать мое отвращение к жизни…»

Эпидемия 1348 года во Флоренции стала сюжетной основой и «Декамерона» Д. Боккаччо.

Во введении Боккаччо пишет: «Развитие этой чумы было тем сильнее, что от больных через общение со здоровыми она переходила на последних, совсем так, как огонь охватывает сухие или жирные предметы, когда они близко к нему подвинуты… Казалось, одно прикосновение к одежде или другой вещи, которой касался больной, передавало болезнь дотрагивавшемуся».

Далее Боккаччо, так же как и Петрарка, подробно описывает все проявления болезни и делает это с таким мастерством, что у читателя невольно создается впечатление: все это писал медик.

Самая сильная часть повествования Боккаччо — описание психологического состояния охваченного чумой населения Флоренции: массовый психоз, нарушение веками установившихся нравственных норм. Устрашающие события «порождали разные страхи и фантазии в тех, которые, оставшись в живых, почти все стремились к одной жестокой цели: избегать больных и удаляться от общения с ними и их вещами; так поступая, воображали сохранить себе здоровье».

«Черная смерть» на Руси распространилась сначала в Пскове. Этот город поддерживал оживленные торговые связи с Западной Европой.

«Того же лета бысть мор зол в граде Пскове и по селам, смерти належащи мнози; мроша бо люди, мужи и жены, старый и младыи, и дети, и попове, и чернци и черници», — записано в четвертой Новгородской летописи о событиях 1351 года.

Паника охватила людей. Полные отчаяния, они обратились к новгородскому архиепископу, умоляя отвратить от их города сию «божескую казнь».

Прибывший в Псков архиепископ через несколько дней сам был сражен чумой. Похороны его в Новгороде привлекли множество людей, и это вызвало эпидемию и здесь…

Началось страшное шествие чумы по русской земле: «Не во едином же Новеграде бысть сие, но по всем землям… и бысть страх и трепет великий на всех человецех…»