Ричард Докинз - Река, выходящая из Эдема [Жизнь с точки зрения дарвиниста]

Возвращаясь к пессимистичному началу настоящей главы, можно сказать, что, когда функция полезности, то есть максимизируемый параметр, — выживаемость ДНК, это совсем не похоже на рецепт счастья. Покуда ДНК передается, не имеет значения, делается ли кому-нибудь больно в процессе ее передачи. Для генов дарвиновской осы-наездника лучше, чтобы поедаемая гусеница оставалась живой — и, следовательно, свежей, — ну а скольких страданий это стоит, неважно. Генам нет дела до страданий, поскольку нет дела ни до чего вообще.

Будь природа доброй, она бы сделала хотя бы ничтожную уступку, обезболивая гусениц перед тем, как их будут заживо поедать изнутри. Но природа не добра и не зла. Она ни против страданий, ни за них. Они никоим образом ее не интересуют, если это не связано с выживанием ДНК. Нетрудно, к примеру, представить себе ген, действующий на газелей перед смертоносным укусом хищника подобно транквилизатору. Станет ли естественный отбор благоприятствовать такому гену? Только в том случае, если данный акт милосердия повысит для гена шансы передаться следующему поколению. Сложно вообразить, каким образом такое было бы возможно, и потому позволительно предположить, что газели испытывают чудовищную боль и страх, перед тем как погибнуть в результате преследования — а это удел большинства из них. Общая сумма ежегодно испытываемых в природе страданий лежит за любой мыслимой гранью. Пока я пишу это предложение, тысячи животных съедаются живьем, тысячи бегут ради спасения своих жизней и визжат от ужаса, тысячи мучаются от выгрызающих им внутренности паразитов, тысячи животных всех видов умирают от голода, жажды и болезней. Так оно и должно быть. Если где-то вдруг случается период изобилия, сам этот факт автоматически приводит к росту популяции, продолжающемуся до тех пор, пока она не вернется в нормальное состояние голода и нужды.

Богословов очень волнует «проблема зла» и сопутствующая ей «проблема страданий». В день, когда я написал первоначальную версию этого абзаца, все британские газеты опубликовали ужасающую новость об автобусе с детьми из католической школы, разбившемся без какой-либо видимой причины, причем ни один из пассажиров не выжил. И церковников стало в очередной раз корежить от теологического вопроса, сформулированного обозревателем одной из лондонских газет ( The Sunday Telegraph ) следующим образом: «Как вы можете верить в любящего и всемогущего Творца, допустившего подобную трагедию?» Далее в статье приводится ответ некоего священника: «Простое объяснение заключается в том, что мы не знаем, почему должен существовать Бог, позволяющий таким страшным вещам случаться. Но для христианина ужас этой катастрофы подтверждает ту истину, что мы живем в мире подлинных ценностей: добра и зла. Если бы вселенная состояла только из электронов, ни проблемы страданий, ни проблемы зла не существовало бы».

Как раз наоборот: если вселенная образована просто электронами и эгоистичными генами, бессмысленные трагедии вроде случившейся с этими школьниками — именно то, чего и следует ожидать, наряду со столь же бессмысленными удачными происшествиями. Такая вселенная не может иметь ни злых, ни добрых намерений. Она вообще никаких намерений не изъявляет. В мире слепых физических сил и генетических репликаторов одним людям будет больно, другим повезет, и во всем этом вы не найдете ни логики, ни смысла, ни какой-либо справедливости. Вселенная, которую мы видим, обладает в точности теми качествами, каких и стоит ждать в том случае, если в ее основе нет ни замысла, ни цели, ни добра и ни зла, а только слепое, безжалостное равнодушие. Как выразился несчастливый поэт Альфред Эдвард Хаусман,

ДНК безразличны наши судьбы и имена. ДНК просто есть.

А мы пляшем под ее дудку.

Горение большинства звезд — и наше Солнце не исключение — держится на постоянном уровне в течение тысяч миллионов лет. Крайне редко где-нибудь в галактике может произойти внешне ничем не предвещаемая внезапная вспышка звезды, превращающейся в сверхновую. За какие-нибудь несколько недель звезда увеличивает свою яркость во много миллиардов раз, после чего угасает, оставляя после себя лишь темный остаток. За те недолгие славные дни, что она проводит в качестве сверхновой, звезда может излучить больше энергии, чем за предшествующие им сто миллионов лет, когда она еще была обычной звездой. Если бы наше Солнце вдруг надумало стать сверхновой, вся Солнечная система тотчас испарилась бы. К счастью, это крайне маловероятно. В нашей Галактике, состоящей из сотни миллиардов звезд, астрономами было зафиксировано всего три [17] Взрывов сверхновых в нашей Галактике, непосредственно наблюдавшихся астрономами, было действительно по пальцам пересчитать, но все же больше трех. — Прим. ред. взрыва сверхновых: в 1054, 1572 и 1604 годах. Крабовидная туманность — это то, что осталось от наблюдавшегося китайскими астрономами события 1054 года. (Говоря о «событии 1054 года», я, разумеется, имею в виду год, когда известия о событии достигли Земли. Само оно произошло на шесть тысяч лет раньше. А в 1054-м до нас дошел фронт его световой волны.) Все взрывы сверхновых, замеченные после 1604 года, происходили в других галактиках.