Валерий Язвицкий - Жизнь животных в рассказах и картинках по А. Брэму

Взрослые ласки обычно плохо переносят неволю. Однако их детеныши, будучи вскормлены домашней кошкой, делаются ручными и своей резвостью и веселостью доставляют много удовольствия воспитателю. Отличительная черта прирученной ласки — чрезмерное любопытство. Брэм приводит рассказ одной воспитательницы ласки, из которого мы заимствуем следующие строки: «Просто невозможно открыть сундук, ящичек или банку, нельзя даже разглядывать лист бумаги, чтобы и моя ласка не уставилась глазами на те же предметы. Поэтому, чтобы подозвать ее к себе, мне стоит только взять книгу и внимательно рассматривать ее. Ласка тотчас же появляется около меня, взбирается на мою руку и с величайшим любопытством начинает разглядывать рассматриваемый мною предмет».

При хорошем содержании ласка, воспитанная с раннего детства, может прожить в неволе от четырех до шести лет. У нас ласок часто истребляют, считая их вредными. Однако польза, которую они приносят, уничтожая мышей, во много раз превосходит вред от их нападений на мелких птиц, цыплят и голубей. В пушном деле используются в небольших размерах зимние (белые) и летние (коричневые) шкурки ласки.

Горностай — ближайший родственник ласки. Он почти вдвое больше ее, но по внешнему виду и образу жизни они очень схожи. Длина горностая — от 30 до 40 сантиметров, из которых от 8 до 12 приходится на хвост. Мех горностая летом красновато-бурый на спине и боках, а на груди и брюхе — желтовато-белый. Зимой весь мех чисто белый, но кончик хвоста остается черным.

Горностай широко распространен в Европе и Азии — от области тундр до побережья южных морей и до горных хребтов и степей Средней Азии. Всюду, кроме самых южных областей, горностай на зиму делается белым. Живет он охотнее всего на лугах, у лесных опушек и в горах. В горах он поднимается до границы леса. Углубления в земле, норы кротов и хомяков, расселины в скалах, трещины в стенах, всякие закоулки необитаемых зданий и дупла деревьев служат ему убежищем. Здесь он спит в течение дня. Изредка горностай выходит на охоту и днем, причем, так же как ласка, мало боится человека. Все же настоящая охота у горностая начинается в сумерки. «В это время, притаившись где-нибудь поблизости от его норы, — говорит Брэм, — можно быть свидетелем его деяний. С присущими ему нетерпением и любопытством, понукаемый голодом, горностай начинает с обследования ближайших от своего логова мест. Тут обнаруживаются проворство, ловкость и изящество его движений. То, как угорь, извивается он между камнями и кустарниками, то, присев, остается на мгновенье неподвижным, изгибается над норой мыши или крота и тщательно ее обнюхивает. Даже не двигаясь с места, он ни на минуту не остается в покое; его глаза, уши и нос находятся в постоянном движении, а маленькая головка быстро поворачивается во все стороны».

Горностай.

Смелостью и хищностью горностай превосходит своего маленького родича — ласку. Натуралист Вуд рассказывает о случае нападения горностаев на взрослого мужчину: «Увидев двух сидевших на тропинке горностаев, прохожий удачно бросил в них камнем и подбил одного из них. В тот же момент другой горностай с резким криком устремился на обидчика, вскочил на него и вцепился зубами ему в шею. В довершение беды на крик подбитого прибежали другие горностаи, находившиеся вблизи, и тоже накинулись на путника. Они с большим упорством преследовали его и, если бы не толстая одежда и теплый платок, обмотанный вокруг шеи, нанесли бы ему серьезные ранения. Они все же сильно искусали путнику руки, лицо и затылок».

Другой случай нападения этих зверьков на человека описан доктором Генгстенбергом в письме к Брэму. «Позавчера, под вечер, — пишет он, — пятилетний ребенок Брауна, начальника железнодорожной станции в Бохуме, играл на краю ямы. Поскользнувшись, он упал так, что рука попала в яму. В тот же миг внезапно появился откуда-то горностай, накинулся на ребенка и дважды укусил его в руку. Обливаясь кровью, ребенок что было сил побежал домой, где случайно находилась сестра милосердия, которая и сделала ему первую перевязку. Потом пригласили меня, и я нашел, что лучевая артерия совсем перекушена, — кровь била из нее фонтаном. Рана представляла полукруглый отпечаток челюсти животного, а на большом пальце ребенка находилась другая, рваная рана. Я предполагаю, что вблизи того места, где упал ребенок, у горностая были детеныши: защищая их, он напал на ребенка».