В идеале мне хотелось найти побольше людей из числа ныне живущих, для которых удалось бы доказать связь по материнской линии от одной-единственной женщины. Когда я занимался исследованиями в области медицинской генетики, изучая наследственное заболевание костей, то мне приходилось иметь дело с большими семьями; теперь я извлек из архивов списки, в которые вносил когда-то многочисленных родственников и предков.
Списки уходили вглубь на много поколений, однако, к моему разочарованию, в них было до обидного мало непрерывных материнских линий, которые связывали бы живых членов семейств. Конечно, можно было обратиться за помощью к семьям, чтобы выйти на других, не вошедших в мои таблицы родственников; правда, это была бы слишком долгая история. И все же казалось, что другого выхода не существует, так что я со вздохом принялся выписывать адреса и фамилии. В тот вечер, по пути домой, я пытался придумать, как еще можно выйти из положения, и тут меня осенило — то есть я испытал то редкое состояние, когда из дальних закоулков разума всплывает нечто, какая-то невнятная мысль, и в считанные доли секунды человек понимает, что нашел решение проблемы, еще даже не успев сообразить, в чем же именно оно состоит. В данном случае я внезапно вспомнил о золотистом хомячке.
Когда я был маленьким мальчиком, то прочитал в детской энциклопедии, что все золотистые хомячки — зверьки, которых держат в качестве домашних питомцев по всему миру, что все они являются потомками одной-единственной самки. Я могу с уверенностью сказать, что не вспоминал о прочитанном в течение десятилетий. И лишь теперь это всплыло в моей памяти. Я отчетливо помню, как подумал, что это не может быть правдой. А что, если все же правда? Тогда это идеальная модель для проверки стабильности контрольного региона. Если все золотистые хомячки мира представляют собой прямую линию потомков по материнской линии от этой «праматери всех хомячков». Следовательно, все они должны были унаследовать от нее митохондриальную ДНК, ведь у хомячков она передается по материнской линии, точно так же, как и у людей. Оставалось только собрать образцы ДНК у как можно большего количества живых хомячков и сравнить последовательность азотистых оснований в контрольном регионе. И если и вправду все началось с одной самки, то не нужно было кропотливо отслеживать родословные — ведь они в любом случае привели бы к ней. А в том случае, если контрольный регион стабилен настолько, чтобы удовлетворять условиям наших исследований, его последовательность должна оказаться одинаковой или почти одинаковой у всех живущих на свете хомячков.
Я попросил Криса Томкинса, студента, который летом 1990 года как раз работал у нас в лаборатории над дипломным проектом по генетике, подобрать все возможные материалы по золотистому хомячку. Первое сделанное им открытие касалось названия — оказалось, что правильнее называть золотистого хомячка сирийским. После этого Крис отправился в Оксфордскую публичную библиотеку и вернулся оттуда с добрыми вестями: он обнаружил существование Национального совета Великобритании по сирийскому хомячку. Звонок секретарю, и на другой день мы уже ехали по полученному адресу в Илинг, что в западной части Лондона. Нас ждал радушный прием, секретарь Британского клуба по сирийским хомячкам Рой Робинсон (ныне, к сожалению, покойный) встретил нас весьма дружелюбно и приветливо.
Мистер Робинсон был человеком прошлой эпохи — самоучка, исследователь-любитель, но при этом великолепный и тонкий знаток в своей области. Его тускло освещенный кабинет оказался полон книг по генетике животных, многие из которых написал он сам. Он снял с полки книгу по сирийскому хомячку. Мистер Робинсон очень плохо видел, даже надев очки с толстенными стеклами, он различал текст, только поднеся книгу к самому лицу. Он подтвердил, что история, вычитанная мною в детстве, была правдой. По-видимому, в 1930 году члены зоологической экспедиции в горные районы вокруг Алеппо (сейчас Халаб) на северо-западе Сирии поймали четырех необычных грызунов, некрупных, золотисто-коричневых, трех самцов и одну самку. Зверьков взяли с собой, в Еврейский университет в Иерусалиме. Их держали в одной клетке, вскоре самка забеременела и принесла потомство, так что размножение в неволе оказалось делом совсем не сложным. Университет начал рассылать хомячков в медицинские исследовательские институты по всему миру, и вскоре они стали очень популярны как лабораторные животные в качестве альтернативы более обычным крысам и мышам,— и это несмотря на то, что хомячки были активны только по ночам. Они отличались скверным характером: так и норовили цапнуть за палец того, кто нарушал их покой (и правильно делали!). Первым начал работать с сирийскими хомячками Институт Совета по медицинским исследованиям в Милл-Хилле (на севере Лондона). Отсюда несколько зверьков было передано в Лондонский зоопарк. К 1938 году хомячки добрались до Соединенных Штатов.
Читать дальше