После захода солнца, а в пасмурную пору и раньше колонны Эутермес моноцерос выходят под охраной солдат. Они движутся к дереву, заранее облюбованному разведкой. Какая-нибудь кокосовая пальма с лишайником, густо покрывающим ствол дерева, — богатейшее пастбище для этого термита.
Рабочие взбираются по стволу иногда довольно высоко и, рассыпавшись по лишайнику, принимаются пилить жвалами его серые пластинки. Всю ночь стягиваются к гнезду вереницы термитов с заготовленным кормом, а незадолго до рассвета последние груженые фуражиры возвращаются домой и остаются здесь до следующего рейса.
Описавший эти марши натуралист Бюньон утверждает, что солдаты не сопровождают колонну, а стоят на месте, образуя вдоль движущихся колонн живой коридор, и непрерывно поводят в воздухе усиками-антеннами. Бюньону удалось сделать несколько снимков разных участков колонны, и он высчитал, что на один погонный метр приходится от восьмисот до двух тысяч термитов-рабочих, тогда как в цепях охраны стоит от ста до полутораста солдат на метр. Впрочем, плотность цепей неодинакова: в одних местах солдаты стоят редко, в других — часто.
Вытянувшиеся по земле, как змеи, ощетинившиеся жвалами солдат, черные ленты колонн имеют иногда по двадцать— тридцать метров в длину и до трех-четырех сантиметров в ширину. По подсчетам Бюньона, в среднем за ночь в одной вылазке за кормом участвует примерно тысяч триста фуражиров.
Термиты, которые выходят под открытое небо, одеты в значительно более грубый хитин, чем постоянные обитатели подземелья. У многих хитин, одевающий брюшко рабочих и солдат, не только грубее, плотнее, но отличается и по цвету: темнее. Темноокрашенное насекомое менее заметно на поверхности почвы и потому лучше защищено от нападения всевозможных термитоядных тварей…
Однако мы еще не проследили до конца весь ход операции «заготовка корма». Рассказ прервался на том, что корм доставлен к гнезду и перетаскивается под землю.
Теперь уточним и напомним, что в глубь термитника сносится еще не готовый корм, а только то кормовое сырье, из которого должны быть извлечены питающие термитов вещества, скрытые (об этом уже говорилось) в чуть ли не всем живым отвергаемой, несъедобной и непитательной клетчатке.
Несколько термитов Термопсис и Ретикулитермес в искусственных гнездах получали в корм воду и мелкие обрезки ватманской бумаги, представляющей собой чистую, без каких бы то ни было примесей клетчатку. Полтора года — восемнадцать месяцев — продолжался опыт. И за это время вес подопытных семей увеличился в сорок раз. Не получая в пищу ничего, кроме клетчатки, семьи термитов явно процветали. Все необходимое для жизни они добывали из сверхпостной для других животных клетчатки.
Как это возможно? Во-первых, надо сказать, что в пред-желудке термитов имеется хорошо развитый жевательный аппарат из твердых пластинок и связанной с ними сильной мускулатуры. Здесь перетираются крупные частицы древесины, так что в желудок поступает только хорошо измельченная кашица.
Но это не все. Это только начало.
Если острой и тонкой иглой осторожно вскрыть под микроскопом-бинокуляром брюшко взрослого рабочего термита (но только взрослого и только рабочего, который и является, как мы уже знаем, кормильцем всей общины), то сразу бросается в глаза, что отростки кишки у него необычно развиты. У крылатых таких отростков вовсе нет, у молодых рабочих они еще невелики и, главное, пусты. У взрослых же рабочих все отростки— ампулы — плотно набиты измельченной клетчаткой и населены целым живым миром простейших одноклеточных растительных и животных организмов.
Здесь обнаружено свыше полусотни родов, свыше двухсот видов, относящихся к нескольким семействам: бактерии, спирохеты, жгутиконосцы, ресничные, инфузории. Колонии отдельных форм бурно разрастаются на клетчатке в ампулах кишечника, образуют заметные скопления.
Именно в этих ампулах-карманах (это как бы бродильные чаны) и при посредстве именно этих колоний одноклеточных (это как бы бродильная закваска) и совершается превращение несъедобной и постной клетчатки в корм термитов.
Когда в опыте с Термопсис и Ретикулитермес, о котором мы начали рассказывать, термитов в нескольких гнездах какое-то время выдерживали при температуре большей, чем предельная для гнезда (в гнезде не бывает выше 30, здесь она доводилась до 35–36 градусов), то все обитатели ампул кишечника отмирали. Когда же кишечные ампулы-карманы термита необитаемы, то он не жилец на свете: сколько бы этому термиту ни скармливали чистой ватманской бумаги, он все равно скоро погибнет от голода.
Читать дальше