Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн

Чаще всего где-то глубоко под сводами купола, отделенная от него целыми лабиринтами лазеек и переходов, связывающих этажи, лежит небольшая, плоская, почти двустворчатая, подобно раковине-перламутренице, камера. Она одна в хрупкой сердцевине гнезда одета в прочные, как бы армированные, стенки. Беспорядочная сеть узких кривых коридоров связывает эту камеру с паутиной ходов внутри термитника.

Здесь обитают два старейших термита колонии, ее основатели и родоначальники. Это отец и мать всей семьи, сколько бы насекомых она ни насчитывала. Сооружение, занимаемое ими в термитнике, по сию пору именуется царской ячейкой. Так оно названо еще в те времена, когда первые исследователи термитов по простоте душевной видели в самке, являющейся матерью семьи, царицу, а в ее супруге — царя. Теперь ни один серьезный натуралист, разумеется, так не думает. И хотя за минувшее время с лица земли успели исчезнуть если и не все еще, то уже большинство монархий с их царями и царицами, королями и королевами, в науке о термитах все еще сохраняются родимые пятна и пережитки прошлого.

Попробуем тем не менее подробнее рассмотреть этот пережиток.

Если, как можно осторожнее действуя, раскрыть створки раковины, о которой только что шла речь, глазу представится необычное зрелище.

— Опять мешанина… — морщится брюзга. — Скопище мягкотелых, ползающих один по другому бесцветных насекомых, и сквозь это месиво просвечивают контуры разбухшего жирного червяка, занимающего чуть ли не всю камеру.

— Великолепная, сказочная находка! — восторгается поэт. — Грубые, снаружи шершавые, как асбест, темные створки миндалевидной раковины изнутри безупречно отчищены, отглажены, но не отполированы, они матовые. На их черном, как копоть, фоне лежит редкостной красоты брошь. Не всякий ювелир с таким вкусом подберет драгоценные камни, так соразмерит и разместит их. В середине — продолговатый молочно-дымчатый, мерцающий опал с золотыми — червонного золота — поперечными жилками по верхней грани. Вокруг со всех сторон, образуя сплошной млечный фон, рассыпаны небольшие светлые жемчужины, с золотыми родинками. А весь овал по внешнему краю окаймлен редкими темными янтарными каплями… Разве не прелесть?

И снова оба — и нытик и мечтатель — ходят только где-то около правды.

В ячейке, о которой идет речь, обитает родительская пара знаменитых африканских воинственных термитов — Термес белликозус, или Белликозитермес, как их еще называют.

Первым в 1781 году сообщивший основные сведения об этом виде Генри Смисмен писал: «…брюшко самки увеличивается до такого непомерного объема, что у старой царицы оно в полторы-две тысячи раз превосходит объем остальных частей тела и в двадцать или тридцать тысяч раз превосходит тело простого рабочего. Эти отношения выведены мною из тщательных измерений и взвешиваний».

Царицы Анакантотермес ангеринаус, как мы уже знаем, совсем не столь громоздки, и неповоротливыми их нельзя назвать. В гнезде этих термитов и особых царских камер, видимо, нет, а царицы, хотя их брюшко и тяжеловато, пробираются по широким ходам в центре колонии из камеры в камеру и то в одной, то в другой оставляют склеенные гроздьями пакеты свежеотложенных яиц, вокруг которых суетятся термиты-няньки…

Несущая яйца самка Белликозитермес — единственная мать колонии — всей тяжестью своего чудовищно крупного брюшка всегда неподвижно лежит на дне ячейки. Здесь же прячется и во много раз меньший по размеру самец.

Все исследователи нравов воинственных термитов единодушно отмечают, что царь довольно пуглив. Во вскрытой камере его можно и не обнаружить, так как он, особенно смолоду, в случае малейшей тревоги покидает на произвол судьбы царицу и спасается бегством в глубь гнезда.

Царица при всех условиях не движется с места. Никуда не бегут из камеры и термиты, которых здесь полно. Множество их суетится вокруг головы самки. Они то и дело подбегают к ее раскрытым жвалам, отрыгивают и передают корм, чистят, облизывают голову, челюсти, передние ноги. Другие усиками и щупиками поглаживают, а жвалами теребят и обкусывают оболочку брюшка, сочащуюся выделениями. Третьи копошатся в противоположном конце камеры, где не утихает суета вокруг последнего сегмента брюшка, из которого одно за другим появляются на свет яйца.

Ни один участок поверхности брюшка ни на миг не остается спокойным: то приподнимается, то опадает, то колеблется под мягкой оболочкой; все внутри непрерывно переливается, все колышется, все бурлит.