Иосиф Халифман - Пароль скрещенных антенн

Только теперь становится понятно, что и в этой пустыне есть своя, неброская флора и не сразу обнаруживаемая фауна— жизнь, которая открывает себя лишь при ближайшем рассмотрении.

Но если заглянуть в эту жизнь поглубже, не скользя взглядом по поверхности? Если, например, вскрыть один из пологих холмиков?

Не так это просто. С одной лопатой за дело лучше и не браться. Здесь, кроме нее, нужны стальной лом и тяжелая крепкая кирка.

Лом надо с размаху, изо всей силы и поглубже вогнать в вершинку купола, затем отколотую часть сразу отворотить и отбросить.

И что же? Под обтекаемым, зализанным снаружи куполом, подставляющим солнцу намертво пересушенную глину, открывается сплошная, во весь холм, черная пористая губка. Земля источена бесчисленными ходами и нишами, и в этих темных и сыроватых щелях и камерах беззвучно и неспешно шевелится живая масса — тысячи, многие тысячи небольших, каких-то бесцветных, белых, белесых насекомых.

В каждом самом ничтожном уголке развороченной части купола трепещет жизнь, только что вскрытая вторжением лома. Из глубины поднимаются, выходя на свет, то более темные, то головастые светлые шестиногие создания. Но с каждым мгновением их выбегает все меньше. Зато все больше насекомых уходит от заливающего их яркого света, от обжигающего жаркого ветра. Многие, сбившись в кучу, замерли, уткнувшись головой в тупички плоских норок. То там, то здесь, как бы приросшие к месту, приподнявшись на одной передней паре ног, странные существа поводят из стороны в сторону головой. Их большие темные челюсти широко раскрыты. Целые стайки неуклюжих насекомых с крохотной, меньше булавочной головки, головой, блестят изящными продолговатыми крыльями, прикрывающими все тело. Они исчезают в глубине гнезда или судорожно забиваются в узкие ходы и ниши обломков купола. Сплошной бахромой выступают из продолговатых щелей, в которых они скучились, округлые концы крыльев. Ветер шевелит их.

И все это можно видеть под куполом любого из тысяч холмиков на огромной площади между Кара-Кумами и отрогами Копет-Дага. Немало здесь также и гнезд без куполов, совсем скрытых в земле…

А это что?

Из горловины ближнего муравейника, со всех сторон охватывая только что раскрытый ломом холмик, несутся длинноногие легкие бегунки. У них перед обитателями холмиков явное преимущество если не в силе, то в скорости. Одни с ходу перехватывают беспомощных белесых или еще более беспомощных крылатых насекомых и, подняв их сильными челюстями, с живым грузом спешат обратно, к муравейнику. Другие врываются внутрь раскрытого холмика и быстро возвращаются оттуда с добычей. Навстречу им спешат новые цепи жадных охотников.

Однако ведь пока прочное укрытие холмика было цело, муравьи-бегунки пробегали мимо, ничего не замечая. Почему же так? И что это за губка под куполом? Как получилось, что вся равнина, весь этот уголок земли сплошь покрыт холмиками? Когда они здесь выросли? Что о них известно? Что в этой жаркой мертвой пустыне поддерживает скрытое от глаз существование массы насекомых, которые их так густо населяют? И что это, в конце концов, за насекомые?

Это термиты, обыкновенные живые термиты, крупица того диковинного мира, о котором мы слышали и читали столько неправдоподобных историй.

Чего стоит один рассказ о злоключениях старшего сына Гендрика ван Блоома — Ганса, попавшего в отчаянный переплет во время охоты! Помните? Это Майн Рид — «В дебрях Южной Африки, или Приключения бура и его семьи». В нескольких главах подряд описываются здесь испытания, пережитые Гансом в степи за великой рекой Оранжевой.

Преследуемый дикими быками и загнанный одним из них на вершину огромного термитника, Ганс рассчитывал здесь отсидеться, но раненный им свирепый старый бык не уходил. Он злобно ревел и яростно бил термитник своими толстыми черными рогами, такими толстыми, что они почти срослись у основания. Уже в нескольких местах повреждена наружная стенка, а Ганс на вершине термитника все еще чувствует себя в безопасности, хотя в его ружье давно уже не осталось ни единого патрона.

И вдруг он увидел… «Мой конус весь кишел тучами рассерженных термитов. Они заползали все выше и выше и уже лепились гроздьями возле моих башмаков. Каждая пробоина, сделанная рогами быка, извергала несчетное множество злых насекомых, и, казалось, все они стремились ко мне! Как ни малы эти твари, мне чудилось в их движении определенное намерение. Всеми ими владело, казалось, одно стремление, один импульс — напасть на меня. Тут не могло быть ошибки, их намерение было очевидно. Они двигались дружной массой… и неуклонно приближались к тому месту, где я стоял.