Вадим Сафонов - Земля в цвету

Там шла сессия Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени В. И. Ленина, очередная сессия, как сообщалось в газетах при ее открытии. Но то не была обычная сессия. То была сессия историческая.

Академия собралась в обновленном составе. Список академиков и членов-корреспондентов пополнился многими именами исследователей-новаторов, творцов знания, преобразующего природу, агробиологов, селекционеров, почвоведов. Они были широко известны своими открытиями, своими книгами, своими сортами растений, вновь выведенными породами животных. Это были ученые-мичуринцы.

И сотни гостей пришли на сессию. Ученые из смежных областей знания, биологи всех специальностей, научные работники Академии наук, университетов, институтов, философы, литераторы, приехавшие издалека работники сельского хозяйства, агрономы.

Была какая-то особая торжественность в огромном зале, переполненном так, что даже на хорах люди тесно стояли в проходах между рядами, когда было объявлено, что работа сессии началась и на трибуну поднялся президент академии академик Т. Д. Лысенко.

Его доклад «О положении в биологической науке», одобренный Центральным Комитетом партии, сейчас знает вся страна.

Он говорил об идеологической борьбе, ареной которой была история биологии. Он подводил ее итоги.

Подробно, обстоятельно проанализировал он менделизм-морганизм, его истоки, неразрывную связь с впитанной и еще усугубленной им вейсмановской идеей о непознаваемом «наследственном веществе», мнимоглубокомысленную «математическую» схоластику хромосомной теории наследственности, хаос и случай, подставляемые морганистами на место закономерностей в природе, — всю реакционную идеалистическую, метафизическую сущность менделизма-морганизма и полную практическую бесплодность его.

И в беспощадном свете этого точного, ясного, глубокого анализа формальная генетика предстала мертвецом. Еще существовали профессоры-морганисты, еще почитывали кое-где свои курсы и разводили своих мух, но уже стало всем очевидно, что жизнь отбросила их учение и прошла мимо, навсегда и безоговорочно решив вопрос о нем, и что дело теперь идет не о споре с ними, а о том, чтобы убрать труп с великого пути развития подлинной, свободной, творческой науки.

Лысенко заговорил об этой науке, о советской агробиологической мичуринской науке. Она берет лучшее, что было в прежней материалистической эволюционной биологии. «Неодарвинисты»-вейсманисты сделали жупел из всего учения Ламарка. Но «известные положения ламаркизма, — сказал Лысенко, — которыми признается активная роль условий внешней среды в формировании живого тела и наследственность приобретаемых свойств, в противоположность метафизике неодарвинизма (вейсманизма), отнюдь не порочны, а наоборот, совершенно верны и вполне научны…»

«Мы, представители советского мичуринского направления, утверждаем, что наследование свойств, приобретаемых растениями и животными в процессе их развития, возможно и необходимо».

Мичуринская наука исходит из дарвинизма, но из дарвинизма, освобожденного от недостатков, очищенного от ошибок самого Дарвина, от «привесков», от мальтузианских схем; советский творческий дарвинизм — это дарвинизм, поднятый на новую ступень, и притом обогащенный, преображенный учением Мичурина и Вильямса. «Основы советской агрономической науки заложены Мичуриным и Вильямсом», — сказал Лысенко. Наша мичуринская наука — это новый этап во всей биологии, самое высшее из всего, что было создано когда-либо человеческим знанием о живой природе.

Два мира — две идеологии. Две принципиально различные цели науки.

Эрвин Шредингер, физик, известнейший теоретик квантовой механики, издал в 1944 году в Англии книгу «Что такое жизнь?». Объявленная сенсационной, она выдержала затем еще несколько изданий. Что же избирает в путеводители себе маститый знаток атомов и электронов, пустившийся в преклонном возрасте в бурное плавание по неведомому ему океану явлений в мире живых существ? Он избирает формальную генетику, «евангелие» от Менделя и Моргана! И вся «сенсационная» физическая книжица о сущности жизни — это популярный пересказ «Синнота и Денна», со вкладными листами, предлагающими вниманию читателей также хорошо известные по творениям морганистов серые или раскрашенные картинки хромосом из слюнных желез дрозофилы и из пыльцы школьного растеньица традесканции. Но свою книжицу Шредингер заключил эпилогом. В нем он философствует. Он делает выводы. И раскрывает («невзначай для наших морганистов», заметил Лысенко) истинную подоплеку моргановской генетики. Рассуждения о кроссинговерах и рецессивных аллеях и о «работе с хромосомами доктора Дарлингтона» оказываются «…наибольшим из того, что может дать биолог, пытающийся одним ударом доказать и существование бога и бессмертие души»!