Юрий Новиков - Осторожно - TERRA!

И в самом деле, в течение почти всего XIX века поддерживалась надежда, что именно эта наука окажется панацеей от всех многочисленных бед земледельца. Началось с того, что в 1804 году швейцарец Теодор Соссюр доказал, что растения поглощают из воздуха углекислоту и выделяют кислород. Открытие такого дарового и вовсе необъятного источника питания, как атмосфера Земли, окрылило современников. Исследования следовали одно за другим, и ровно через 30 лет Буссенго убедил своих оппонентов в важности азотного питания растений, а в 1840 году вышла ознаменовавшая новую эпоху «Химия в приложении к земледелию и физиологии растений». Автор ее, Юстус Либих, надо прямо сказать, особой скромностью не отличался. Книга начиналась весьма выспренним программным заявлением: «Я убедился в необходимости разрушить самые храмы лжи, чтобы расчистить для утверждения истины твердое место».

Забегая вперед, следует отметить, что претензии оказались слишком велики, и оптимизм молодого и энергичного «разрушителя храмов» уступил место разочарованию и сплину пожилого и маститого ученого. «Настроения своего не могу тебе и описать, — сообщал он своему другу, — мне почти не хочется жить, и мысли застрелиться или зарезаться кажутся порой весьма успокаивающими».

Такой «успокаивающий» финал, надо сказать, был несколько неожидан. Не ожидали этого от Либиха. Или, точнее, от той самой химии, которую воспевал восторженный Михаил Васильевич. Между тем начало было очень обнадеживающим.

История агрономии ни до, ни, вероятно, после не знала подобного успеха. «Химия» Либиха переиздавалась через каждые три года в течение последующих 25 лет и была переведена на все европейские языки. При всей своей талантливости она не содержала практически ничего нового и доказывала разве лишь то, что сарказм и юмор не из самых последних научных доказательств. Действительно, то, чего не смогла сделать сухая логика Соссюра и Буссенго, сделала едкая насмешка — гумусная теория рухнула. «Все объяснения химиков, — писал Либих, — должны оставаться бесплодными потому, что даже для великих светил в физиологии растений углекислота, аммиак, кислоты и основания — все это звуки без значения, слова без смысла, термины неведомого языка, которые не вызывают никаких мыслей и никаких ассоциаций».

Возникшая на развалинах гумусной теории теория минерального питания подчеркивала важность и даже исключительность потребления растением минеральных элементов из почвы. С точки зрения Либиха, растения поедают азот, углерод и прочие более или менее вкусные элементы таблицы Менделеева.

Несколько позже установят, что в меню растений входит около 20 элементов, из которых строится их плоть и кровь. Достает их растение из почвы, которая сама не что иное, как минерал, истолченный в труху и содержащий неисчислимое количество атомов калия, кальция, фосфора и пр. и пр. Неисчислимое, но все же не неисчерпаемое. А потому все взятое должно быть отдано.

Один из моих знакомых имел привычку в ответ на традиционное «Как живешь?» мрачно острить: «Временно жив». В самом деле, все мы временно живы, и все мы взяли напрокат у природы все то, из чего состоим. А из чего же создаст неистребимая жизнь новые поколения живого, если мы не будем платить природе свои долги?

Примерно так и рассуждал Либих. В естественном состоянии растительная жизнь на земле возможна лишь благодаря ее гибели. Отмирая ежегодно полностью или частично, растение возвращает почве, на которой растет, все, что оно у нее взяло. И почва в естественном состоянии неистощима.

А что делает человек?

Осенью он увозит с полей множество трупов растений, а вместе с ними из почвы уходят столь заботливо (и равномерно!) природой распределенные азот и фосфор, калий и кальций, железо и молибден. Все они переносятся довольно далеко — за десятки и сотни километров, концентрируются в телах людей и животных, скученных на тесных площадях населенных пунктов. Частично все эти похищенные элементы исчезают с отбросами в водах рек и океанов, частично остаются гнить на гигантских свалках урбанизированного мира и лишь частично возвращаются на поле в виде навоза.

Так человек прерывает связь, которой скреплена сама жизнь. Конечно, трудно рассчитывать на то, что можно «вписать» весь его современный быт, шумный городской уклад со все более интенсивно развивающейся промышленностью в этот извечный естественный круговорот веществ. Вписать невозможно, а вот попытаться вернуть земле все из нее взятое — да, можно. И Либих формулирует свой знаменитый закон возврата.