Петр Кропоткин - Взаимная помощь среди животных и людей как двигатель прогресса

Очевидно, что такое учреждение, как гильдия, прекрасно приспособленное для удовлетворения потребности в объединении, не лишая при том личность ее самобытности и почина, должно было расширяться, расти и укрепляться. Затруднение было только в том, чтобы найти форму, которая позволяла бы союзам гильдий объединяться между собою, не входя в столкновение с союзами деревенских общин, и соединила бы и те и другие в одно стройное целое. И когда подходящая форма была найдена — в свободном городе, — и ряд благоприятных обстоятельств дал городам возможность заявить и утвердить свою независимость, они выполнили это с таким единством мысли, которое вызвало бы удивление, даже в наш век железных дорог, телеграфных сообщений и печати. Сотни хартий, которыми города утверждали свое соединение, дошли до нас, и во всех этих хартиях проводятся одни и те же руководящие мысли, — несмотря на бесконечное разнообразие подробностей, зависевших от большей или меньшей полноты освобождения. Везде город организовывался, как двойная федерация — небольших деревенских общин и гильдий.

«Все принадлежащие к содружеству города, — так говорится, например, в хартии, выданной в 1188 году гражданам города Эр (Aire) Филиппом, графом Фландрским, — обещались и подтвердили клятвой, что они будут помогать друг другу, как братья, во всем полезном и честном; что если один обидит другого, словом или делом, то обиженный не будет мстить, ни сам, ни его сородичи… он принесет жалобу, и обидчик заплатит должное возмездие за обиду, согласно решению, произнесенному двенадцатью выборными судьями, действующими в качестве посредников. И если обидчик или обиженный, после третьего предостережения, не подчинится решению посредников, он будет исключен из содружества, как порочный человек и клятвопреступник» [225].

«Каждый из членов общины будет верен своим соприсягавшим и будет подавать им помощь и совет, согласно тому, что ему подскажет справедливость», — так говорится в Амьенской и Аббевильской хартиях. — «Все будут помогать друг другу, каждый по мере своих сил, в границах общины, и не допустят, чтобы один брал что-либо у другого общинника, или один заставлял другого платить какие-нибудь поборы (contributions)», — читаем мы в хартиях Суассона, Компьеня, Санлиса и многих других городов того же типа [226].

«Коммуна, — писал защитник старого порядка Гильбер де-Ножан, — есть присяга во взаимной помощи (mutui adjutori conjuratio)»… «Новое и отвратительное слово. Благодаря ей крепостные (capite sensi) освобождаются от всякой крепостной зависимости; благодаря ей, они освобождаются от платы тех поборов, которые обыкновенно всегда платились крепостными» [227].

Та же самая освободительная волна прокатилась в десятом, одиннадцатом и двенадцатом веке по всей Европе, захватывая как богатые, так и самые бедные города. И если мы можем сказать, что, вообще говоря, первыми освободились итальянские города (многие еще в одиннадцатом, а некоторые и в десятом веке), то мы все-таки не можем указать центра, из которого распространилось бы это движение. Очень часто маленький посад, где-нибудь в центральной Европе, становился во главе движения своей области, и большие города принимали его хартию за образец для себя. Так, напр., хартия маленького городка Лорриса (Lorris) была принята 83-мя городами в юго-восточной Франции, а хартия Бомона (Beaumont) послужила образцом более, чем для пятисот городов и городков в Бельгии и во Франции. Города сплошь да рядом отправляли специальных депутатов в соседний город, чтобы получить копию с его хартии, и на основании ее вырабатывали собственную конституцию. Впрочем, города не довольствовались простым списыванием хартий друг у друга: они составляли свои хартии, в соответствии с уступками, которые им удалось вырвать у своих феодальных владельцев; и в результате, как заметил один историк, хартии средневековых коммун отличаются таким же разнообразием, как и готическая архитектура их церквей и соборов. Та же руководящая идея во всех, — так как городской собор символически представлял собой союз приходов, или малых общин, и гильдий в вольном городе, и в каждом соборе — бесконечно-богатое разнообразие в деталях его отделки.

Самым существенным пунктом для освобождавшегося города было его собственное право суда (собственная юрисдикция), которое влекло за собой и собственную администрацию. Но город не был просто «автономной» частью государства — подобные двусмысленные слова еще не были изобретены в то время, — он составлял государство само по себе. Он имел право объявлять войну и заключать мир, право заключать союзы со своими соседями и вступать с ними в федерации. Он был самодержавным в своих собственных делах и не вмешивался в чужие.