Лоренц Конрад - Так называемое зло

Как уже говорилось, «большая четверка» отнюдь не всегда обеспечивает главную мотивацию поведения животного и тем более человека. Еще более ошибочно было бы полагать, будто между одним из «больших» и древних побуждений и более специальным, эволюционно более молодым инстинктом всегда существует отношение доминирования в том смысле, что второй выключается первым. Механизмы поведения, несомненно являющиеся сравнительно «новыми» – например, те специальные инстинкты, которые у общественных животных гарантируют длительную совместную жизнь стада, – у многих видов настолько подчиняют отдельную особь, что при определенных обстоятельствах могут заглушать все остальные побуждения. Овцы, прыгающие в пропасть за вожаком-бараном, вошли в пословицу! Серый гусь, отставший от стаи, делает все возможное, чтобы вновь ее обрести, и стадный инстинкт может у него пересилить даже побуждение к бегству; дикие серые гуси не раз присоединялись к нашим ручным в непосредственной близости к людскому жилью и оставались там! Кто знает, насколько пугливы дикие гуси, поймет, как силен у них стадный инстинкт. То же верно для очень многих общественных животных, вплоть до шимпанзе, о которых Йеркс справедливо сказал: «Один шимпанзе – это вообще не шимпанзе».

Даже те инстинкты, которые в филогенетическом смысле «только что» приобрели самостоятельность в процессе ритуализации и, как я постарался показать в предыдущей главе, получили место и голос в Великом Парламенте Инстинктов как его младшие члены, – даже они при некоторых обстоятельствах могут заглушать всех своих оппонентов точно так же, как голод и любовь. В триумфальном крике гусей мы увидим церемонию, которая управляет жизнью этих птиц в большей степени, чем любой другой инстинкт. С другой стороны, разумеется, существует сколько угодно ритуализованных форм движения, которые еще едва обособились от своего неритуализованного прототипа; их скромное влияние на общее поведение состоит лишь в том, что «желательная» для них координация движений – как мы видели в случае натравливания у огаря – в какой-то мере предпочитается и выполняется чаще, чем другие столь же возможные формы движения.

Независимо от того, имеет ли ритуализованная форма движения «сильный» или «слабый» голос в общем концерте инстинктов, она всегда чрезвычайно затрудняет мотивационный анализ, потому что может имитировать поведение, вытекающее из нескольких независимых побуждений. В предыдущей главе мы говорили, что ритуализованное движение, сплавленное в одно целое из нескольких компонент, копирует форму последовательностей движений, которая не закреплена наследственной координацией и часто возникает из конфликта нескольких побуждений, как было показано на примере натравливания у уток. А поскольку, как мы говорили там же, копия и оригинал по большей части накладываются друг на друга в одном и том же движении, чрезвычайно трудно проанализировать, сколько в нем от копии и сколько от оригинала. Только когда одна из первоначально независимых компонент – например, направление на «врага» во время угрозы при натравливании – приходит в противоречие с координацией движений, закрепленной посредством ритуализации, участие новых независимых переменных становится явным.

«Танец зигзага» у самцов колюшки, на котором Ян ван Йерсель провел самый первый эксперимент мотивационного анализа, служит прекрасным примером того, как совсем «слабый» ритуал может вкрасться в конфликт между двумя «большими» инстинктами в качестве едва заметной третьей независимой переменной. Ван Йерсель заметил, что своеобразный танец зигзага, который половозрелый самец, имеющий свой участок, исполняет перед каждой проплывающей мимо самкой и который поэтому считался до тех пор просто «ухаживанием», в разных случаях выглядит совершенно по-разному. Иногда сильнее подчеркнут «зиг» в сторону самки, а иногда «заг» прочь от нее. Когда это последнее движение выражено вполне отчетливо, становится ясно, что «заг» направлен в сторону гнезда. В одном предельном случае самец при виде плывущей мимо самки быстро подплывает к ней, резко тормозит возле нее, поворачивает назад, особенно если самка тотчас выставляет перед ним свое толстое брюшко, и плывет обратно к входу в гнездо, которое затем показывает самке посредством определенной церемонии, ложась плоско набок. В другом предельном случае, особенно частом, если самка не совсем готова к нересту, за первым «зигом» в сторону самки следует вообще не «заг», а нападение на нее.