Ян Стивенсон - Реинкарнация

Комментарий

В сообщениях о других случаях я часто обращал внимание на какие-то проявлявшиеся исследуемым того или иного случая чувства, имевшие параллели с обстоятельствами жизни умершего человека, которую вспомнил исследуемый, и, в особенности, с эпизодом его смерти. Самые обычные чувства для человека во всех этих случаях – это мстительность (по отношению к тем, кто ответствен за его смерть в прошлой жизни) и страх в виде боязни предмета или места, связанного с его гибелью (Stevenson, 1990). В случае Генриетты Рус мы видим признаки фобии, которая, возможно, берёт начало в прошлой жизни.

Может быть, важнее всего в этом случае то, что в нём мы находим подтверждение постоянства другой эмоции, благодарности. Если полученные нами данные по этому случаю проще всего объяснить как свидетельство того, что Генриетта Рус была перерождённой Росарио Вейсс, то они же объясняют нам чувство благодарности, которое испытывал Гойя (возможно, уже за гранью смерти), сохранявшееся у него дольше века. (Он умер в 1828 году, а опыт Генриетты в Париже имел место ориентировочно в 1936 году.) Как мы увидели, Гойя был благодарен Леокадии и Росарио Вейсс при жизни; на смертном одре он, по-видимому, хотел ради них вписать какие-то условия в новое завещание, но его отговорили от этого. Таким образом, он, вероятно, умер с чувством благодарности, а также с чувством неоплаченного долга.

IV. Общее обсуждение

Никто из людей, прочитавших эту книгу, не станет отрицать, что случаи, указывающие на возможность перевоплощения, встречаются и в Европе. К сожалению, мы не знаем, насколько распространены подобные случаи, а очень хотелось бы это знать. Мы можем предполагать, что родители зачастую замалчивают некоторые такие случаи из-за своих традиционных религиозных убеждений, считая прошлые жизни и перерождение делом немыслимым. По этой причине они полагают, что ребёнок, заговаривающий о прошлой жизни, либо обманывает их, либо высказывает безумные фантазии. В других случаях ребёнок может держать это в себе, поскольку его родители не дают ему парадигму, в рамках которой он мог бы поместить и тем самым постичь образы событий из прошлой жизни. Случаи Джузеппе Косты и Георга Нейдхарта показывают растерянность маленьких детей, у которых возникают подобные образы. Иные случаи исследовать невозможно, поскольку их фигуранты не имеют сведений об опытных исследователях, не говоря уже об их адресах. Из 32 исследованных случаев этой книги сам я узнал только о семи, получив сведения от исследуемого или от кого-то из родителей исследуемого.

Три вышеупомянутые причины (замалчивание из-за родителей, замалчивание по собственной инициативе и незнание об исследователях, интересующихся этими явлениями) влияют на предание подобных случаев гласности; однако они ничего не скажут нам о подлинном масштабе этого явления. Не думаю, что крайняя малочисленность таких случаев, ставших известными нам, можно объяснить лишь тем, что для них не находится слушателей. В первой части я приводил результаты опросов 1990-х годов, показавшие, что в некоторых европейских странах более 25 % опрошенных верили в перевоплощение. Родители в этой группе, вероятно, были готовы внимательно выслушать любого ребёнка, пожелавшего заговорить о прошлой жизни. Что касается остальных 75 % родителей, то мы можем обратить внимание на то, что строгие внушения от них нередко получают и индийские дети, но они, очевидно, не могут поколебать желание ребёнка описать воспоминания о прошлой жизни (Stevenson and Chadha, 1990). Из этого я заключаю, что истинный масштаб таких случаев в Европе невелик – вероятно, он намного меньше, чем в Индии и в других странах. Если я прав в этом отношении, то я не могу объяснить различие в масштабе этих явлений между Европой и, скажем, Индией. В одной из своих более ранних книг я сделал предположение о том, что это различие может проистекать из глубоких и всё ещё малопонятных различий между культурами этих двух регионов (Stevenson, 1987/2001).

Теперь я оставлю эту трудноразрешимую проблему и обращусь к сходствам и различиям в том, что касается особенностей европейских случаев и случаев из других стран. Почти 20 лет назад я и мои коллеги исследовали главные особенности 856 случаев из шести разных стран: Бирмы (теперь Мьянмы), Индии, Ливана, Шри-Ланки, Таиланда и Соединённых Штатов Америки (в этом списке не представлены европейские случаи). Мы обнаружили четыре особенности, имевшие место во всех шести культурах: ранний возраст (обычно между двумя и четырьмя годами) исследуемого, когда он впервые заговорил о прошлой жизни; чуть более старший возраст (обычно между пятью и семью годами), когда исследуемый прекратил по собственной инициативе говорить о прошлой жизни; высокая вероятность насильственной смерти в прошлой жизни; частые упоминания в заявлениях ребёнка о том, как именно он умер в прошлом рождении (Cook et al., 1983). Эти особенности столь регулярно встречались в случаях из различных культур, что я иногда называл их универсальными. Процент других особенностей широко варьировал от одной культуры к другой. Примеры таких различных процентных соотношений особенностей между культурами встречаются в тех случаях, где заявлена перемена пола в следующей жизни, и в тех случаях, где исследуемый и предшествующая ему личность принадлежали к одной семье. Вместе с тем словосочетание «универсальные особенности» указывает на мою чрезмерную уверенность, поскольку мы исследовали случаи только в нескольких странах. Нам нужно было изучить случаи и в других культурах. Мы располагаем сведениями о случаях, пусть и немногих, в Европе, что даёт нам возможность проведения подобных сравнений.